http://www.trud.ru/export/200504280751201.htm

Труд-7
№075 за 28.04.2005

ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ
РУССКОЕ СОЛО ДЛЯ ПРИНЦА УЭЛЬСКОГО

СРАЗУ ПОСЛЕ СВАДЬБЫ ЧАРЛЬЗА И КАМИЛЛЫ ПЕВИЦА
ЕКАТЕРИНА СЕМЕНЧУК ПРОСНУЛАСЬ ЗНАМЕНИТОЙ



Молодая певица Екатерина Семенчук "проснулась знаменитой" сразу после свадьбы принца Чарльза. На это торжество россиянка была приглашена, чтобы исполнить в лондонской часовне Святого Георга, где наследник английского престола вступал в брак со своей давней подругой Камиллой, православный "Символ веры" композитора Александра Гречанинова.

Любители оперного искусства не первый год знают артистку по ее выступлениям на сцене Мариинского театра, а также участию в престижных международных конкурсах, но особенно широкую известность получило ее имя именно после "свадебной" поездки в столицу Великобритании. О ее выступлении перед королевской семьей написали все британские и многие европейские газеты.

Мы встретились с 29-летней Екатериной в небольшом фойе на первом этаже Мариинки. Она спустилась туда из репетиционного зала. Готовит сейчас партию Кармен в опере Бизе. Одним из ее партнеров будет в этой постановке прославленный тенор Юрий Марусин. О нем певица и начала было говорить, явно не выйдя еще из образа, над которым только что работала.

- Очень волнуюсь в ожидании премьеры, намеченной на 30 апреля, - сказала она. - Партия большая, сложная. Спасибо моим партнерам, в частности, Юрию Марусину, очень мне помогают.

- Вы, кажется, уже пели Кармен - в других театрах...

- Да, в США, Польше, Японии. Но дома всегда ответственность повышенная.

- Выступая перед королевской семьей в Лондоне, тоже волновались?

- Да, конечно. Такая честь... От России я была одна среди гостей. Это выбор принца Чарльза - чтобы на торжестве в честь его бракосочетания прозвучала православная музыка. Он вообще большой поклонник русской музыки, а также друг нашего театра. Всегда бывает на спектаклях Мариинки в Лондоне. Кому именно петь "Символ веры", решал Валерий Абисалович Гергиев и остановил свой выбор на мне. Раньше я музыку Гречанинова не пела. Выучила специально для свадебной церемонии. Прилетев в Лондон, провела несколько репетиций с мужским хором часовни Святого Георга. На самой церемонии все прошло очень хорошо.

- Между нами, женщинами, какое платье было на вас, Катя, во время выступления и позже, на банкете?

- Костюм предоставила мне (а потом и подарила) компания - поставщик королевского двора. Она известна в мире своей поддержкой молодых дарований. Мой костюм от Amanda Wekelej представлял собой длинную юбку цвета мокрого асфальта, бежевый пиджак и перламутро-бежевые с замшей туфли. Примерки заняли примерно столько же времени, сколько и репетиции с хором. Я прилетела в Лондон всего за два дня до выступления.

- Лично с принцем и его женой, с королевой Елизаветой удалось пообщаться?

- После окончания церемонии, когда гости поздравили принца и леди Камиллу, он в ответном слове поблагодарил всех. Лично мне долго жал руку, выразив через меня признательность маэстро Гергиеву и всему театру за то, что своим творчеством способствуют укреплению взаимопонимания, дружбы между людьми.

- А что ели-пили на последовавшем затем королевском приеме?

- Я только шампанского пригубила. На остальное просто не обратила внимания, поглощенная церемонией - свадебным торжеством.



- Хочется узнать из первых уст, как выглядели молодожены? Они так долго шли к своему союзу - целых 30 лет...

- Эта такая очаровательная, такая приятная во всех отношениях пара! У наследного принца Уэльского глаза были настолько счастливые. Даже если бы он ничего не говорил, по одним его глазам можно было бы понять, какие чувства его переполняют. Самое приятное впечатление произвела и леди Камилла. Интеллигентная, добрая. Выглядит потрясающе. А с королевой Великобритании я не общалась. Церемонии бракосочетания и приема была очень строгой с точки зрения этикета, требовалось соблюдать предписанные каждому правила. Тем более что я сама человек не светский. Для меня главное в моей жизни - творчество, сцена.

- Говорят, кроме того, что хорошо поете, вы еще и на трех музыкальных инструментах играете?

- Я училась в специализированной музыкально-хоровой школе. Там и освоила игру на гитаре, аккордеоне, фортепиано. Если бы было можно, я бы вообще на всех музыкальных инструментах научилась играть. Так мне это нравится. Но почти до десятого класса мечтала стать врачом - как мои бабушка и папа. Люблю делать добро, помогать людям.

- Вы учитесь в Академии молодых певцов Мариинского театра, которую возглавляет сестра Валерия Гергиева - Лариса Абисаловна. Она же ваш педагог и аккомпаниатор. Не это ли обстоятельство способствовало тому, что вскоре после поступления в академию вы дебютировали на главной сцене прославленного театра, а сейчас в расчете на вас строится немалая часть репертуара?

- Надеюсь, что причиной моего успеха является мой голос, мои способности. Помогла и помогает мне развить их Лариса Гергиева. Я очень благодарна ей за работу со мной. За то, что когда-то согласилась прослушать меня, а потом дала несколько уроков, и я смогла успешно выступить на конкурсе молодых певцов. Только после этого, к слову, я сдала вступительные экзамены, и была принята в академию. Это случилось шесть лет назад. У меня уже есть один диплом - Петербургской консерватории. Там моим педагогом была известная оперная певица Евгения Гороховская.

- В театре завистливых взглядов в свой адрес не замечаете?

- Что вы, какие завистники? У нас такой замечательный коллектив! Я в хороших отношениях с моими коллегами. Дружу с примой оперной труппы Аней Нетребко. Аня из тех партнеров, которые не заслоняют собой всю сцену, а всегда дают возможность блеснуть коллегам, даже в самой маленькой партии. Мы с ней много выступаем вместе. А первым спектаклем был "Война и мир" в постановке Андрея Кончаловского. После петербургской премьеры показывали его в лондонском Ковент-Гардене. Тогда-то, к слову, и познакомилась я с наследным принцем Чарльзом.

Безрукова Людмила.
Санкт-Петербург

http://www.rg.ru/2005/04/29/gergiev.html

Российская газета
29 апреля 2005 г.

Война и мир Мариинки
Накануне Пасхального фестиваля Валерий Гергиев дал эксклюзивное интервью "Российской газете"



1 мая в Москве откроется очередной Пасхальный фестиваль, который год от года становится все более крупным, даже по-своему уникальным событием в культурной жизни страны. Этот фестиваль можно назвать авторским: его создатель и пастырь - дирижер с мировым именем Валерий Гергиев. В преддверии музыкального праздника маэстро дал "РГ" эксклюзивное интервью. Мы беседуем через океан: Гергиев готовился к концерту с Чикагским симфоническим оркестром.

Открытая Россия

Российская газета: Пасхальный фестиваль в Москве - уже традиция. Вы его автор. Как возникла эта идея?

Валерий Гергиев: Важнее, что она так быстро воплощалась в жизнь. Эту идею очень энергично поддержал Юрий Михайлович Лужков. А я ею по-настоящему увлекся и рад, что она приобрела весьма серьезные масштабы. Мы сразу решили придать фестивалю общенациональное значение - и этому уже способствовал президент. Думаю, что в лице Мариинского театра федеральная культурная программа получила серьезное подкрепление. Я вспоминаю с большим удовольствием нашу поездку в Нижний Новгород, концерты в Ярославле, Костроме и многих других городах России. И то, что нынешний фестиваль включает выступления в Екатеринбурге, Ханты-Мансийске, Челябинске, делает его еще более значительным.

РГ: В Екатеринбурге вы начинали свой дирижерский путь?

Гергиев: Да, я там провел чрезвычайно важные для меня месяцы, и Свердловский симфонический был первым профессиональным оркестром, с которым я работал. Я был студентом 3-го курса консерватории, и мне предложили поработать вторым дирижером. Так что я очень волнуюсь перед этой новой встречей. Возможно, там уже немногие меня помнят, но я-то все помню очень хорошо.

РГ: Какие принципы вы кладете в основу формирования программ Пасхального фестиваля?

Гергиев: Я не могу сказать, что у нас достаточно много музыкальных фестивалей. Мы еще только приходим в себя после разгрома той страны, где мы жили. Страны, может быть, не во всем совершенной, но Министерство культуры СССР и Союзы композиторов выстраивали очень разумные планы ее культурного развития, и было несколько крепких оркестров, были хорошо поставленные и небедные филармонии - в том же Свердловске и оркестр, и филармония казались вполне благополучными. Ни о творческом голоде, ни об обнищании филармоний тогда, в 70-80-е годы, и речи не шло. В стране были серьезные музыкальные лидеры, были талантливые коллективы, масштабные постановки. Понятно, что мы не могли состязаться с Метрополитен-опера или "Ла Скала", у нас все было поскромнее. Но была и уверенность в том, что вся эта хорошо выстроенная структура культурной жизни нерушима и непоколебима. Потом все обрушилось, и был очень тяжелый период. И теперь одна из задач всего нашего музыкального сообщества, как и нашего Пасхального фестиваля, которому всего-то четыре года, - вернуть России статус сильной культурной державы.

РГ: Вы любите масштабные проекты - чем удивите на этот раз?

Гергиев: Будет "Война и мир" Прокофьева в Театре Российской армии. Театр огромный, но есть риск: проект масштабен, и разорять московский Пасхальный фестиваль из-за одного показа "Войны и мира" нам не хочется. А это дорогостоящая акция, и мы постараемся найти золотую середину. С одной стороны, очень важно показать крупнейшее музыкальное произведение, созданное в годы Второй мировой войны. В Германии такое монументальнейшее произведение - "Кольцо нибелунга" Вагнера, у нас - "Война и мир" Прокофьева. С чем их сравнить? В Америке самые большие "Боинги" называют "Джамбо", у нас большие самолеты - "Антеи", - вот такое огромное, такое гигантское, такое выходящее из ряда вон музыкальное произведение. В Театре Российской армии для показа такого спектакля есть огромные сложности технического порядка: он в принципе не рассчитан на оперные спектакли. Но это самая большая театральная площадка Москвы, и к тому же хочется самим выбором театра отдать дань уважения победившим в войне фронтовикам - тем, кто отстоял независимость нашей страны.

Мой отец прошел всю войну

РГ: Как юбилей Победы сказался на программе фестиваля?

Гергиев: Мне иногда говорят: коль на празднование приедут президенты многих стран мира, то и звучать должна только русская музыка. Сама эта мысль мне кажется убогой, недальновидной, какой-то местечковой. Политику нельзя впрямую связывать с музыкой. Сколько бы ни делали ошибок мы в Чечне или американцы в Ираке, это не мешает в России играть Бернстайна, а американским оркестрам - Чайковского. Да, говорят, Вагнер был любимым композитором Гитлера. Я у Гитлера не спрашивал - он не дожил до моего появления на свет. Говорю об этом без иронии: мой отец прошел всю войну от первого до последнего дня, я потерял на войне деда и брата. Но когда мне говорят, что по случаю юбилея Победы лучше играть русскую музыку, чем симфонии Бетховена, я отвечаю, что на своем веку сыграл больше русской музыки, чем любой из ныне живущих дирижеров.

РГ: То, что фестиваль - Пасхальный, не придает ему статус события чисто клерикального?

Гергиев: Мы не ставим задачу дать столько-то процентов светской, а столько - церковной музыки. Если публика не пойдет, скажем, на хоровые концерты, в чем я сомневаюсь, - то мы это учтем и в дальнейшем чуть сменим приоритеты. В прошлом году мы исполнили все симфонии Прокофьева, в этом - сыграем все симфонии Рахманинова. Эта задача не из легких: как прозвучат сегодня, в начале XXI века, 1-я, 2-я и 3-я симфонии Рахманинова - я не знаю. Может, прозвучат здорово, может - нет. Или исполнение хромает. Или исполнили хорошо - но сама музыка уже не трогает. Ведь происходит же что-то в коллективном сознании, меняется наше отношение к тому или иному произведению. Надо пробовать!

РГ: Мариинский театр изумляет смелостью брать для постановки малоизвестные в России названия. В других театрах мне часто говорили, что такие названия публику отпугивают, она не пойдет на незнакомую оперу и предпочтет в сотый раз слушать "Кармен". Почему вы так охотно идете на риск? Да и риск ли это?

Гергиев: Не думаю, что мы рискуем, исполняя Россини. Вот только что прошла премьера "Путешествия в Реймс". Мы эту оперу не раз пробовали исполнять в концертной форме, и весьма успешно.

РГ: Но в России этого автора знают только по "Севильскому цирюльнику" и частично по "Золушке", хотя у него множество совершенно упоительных опер.

Гергиев: Я вас ловлю на слове: проблема в Россини или в нас?

РГ: Боюсь, что проблема в театрах. И мне кажется важным, что Мариинский театр эту дурную традицию ломает.

Гергиев: Но так ведь происходит во всем мире: заметные события возникают, когда где-то появляются люди более энергичные и более решительные. В Мариинском театре мы работаем, можно сказать, не покладая рук. Я в большом долгу перед нашим коллективом, потому что его работоспособность поражает. При высоком качестве. Я только что продирижировал в "Метрополитен-опера", завтра дирижирую Чикагским симфоническим оркестром и сразу помчусь в Москву с огромным удовольствием и большими ожиданиями. Для меня Московский Пасхальный фестиваль - одна из кульминаций сезона. Так же, как и "Звезды белых ночей" в Петербурге. А потом мы еще приедем в Москву с "Кольцом нибелунга", а наш балет покажет три работы. Так что московская публика сможет серьезно и плотно познакомиться с тем, что сегодня представляют собой и новые спектакли Мариинского театра, и новое поколение его исполнителей. Обмен между Мариинским и Большим театрами я считаю явлением очень здоровым и всячески его приветствую.

Большой обмен

РГ: Оба главных театра страны вскоре вступят в самую критическую фазу - реконструкции их зданий. Как Мариинка собирается прожить эти трудные годы?

Гергиев: Как обычно. Вот сейчас мы выступали в десятке городов Америки - самых крупных: Вашингтон, Филадельфия, Нью-Йорк, Торонто, Сан-Франциско, Лос-Анджелес... Были огромные залы, о нас писали крупнейшие газеты Америки. Это важная миссия. Ведь слава наших оперных театров добывалась предыдущими поколениями, и надо быть на их уровне, надо идти дальше.

РГ: А как театр будет функционировать в России?

Гергиев: Так же, как всегда. Будет работать и в Москве, и в регионах России. Найдем здание и в Петербурге. Мы работаем в контакте с губернатором города Валентиной Матвиенко, и проблема, несомненно, будет решена.

РГ: У вас появится свой концертный зал - что, в Петербурге не хватает залов или есть сложности с филармонией?

Гергиев: Сложностей нет, но филармония и без того загружена. А после закрытия исторического здания на реконструкцию у театра вообще не будет своей площадки. Так что концертный зал будет принимать также и оперную, и балетную труппы - спектакли, которые не требуют сложного технического оснащения. Проект этот скромный, и мы здесь не рассчитываем на бюджетные средства. У нас есть Попечительский совет - люди, которые театр знают, любят и гордятся его достижениями. И думают, как полнее реализовать его творческие возможности. Есть такие люди, слава богу, и в Москве и в Петербурге.

РГ: Скажите, как вам удается поддерживать такой высокий вокальный уровень театра - при том, что наши консерватории сейчас далеко не в лучшей форме?

Гергиев: В нашем театре этой проблемы нет уже лет пятнадцать. Был предпринят целый ряд усилий, чтобы у молодежи возникли условия для реализации своих возможностей. Создана Академия молодых певцов, есть Молодежный оркестр, участники которого уже пополняли и наш основной коллектив. Сам процесс образования и воспитания музыкантов выстроен так, чтобы можно было не волноваться за завтрашний день. А что касается уровня подготовки в консерваториях... Я никогда их не ругаю. Хочется им помогать, работать в контакте. С Петербургской консерваторией возникло очень плотное сотрудничество. Сейчас ее возглавил Александр Чайковский, с которым мы давно знакомы и дружим, и есть все предпосылки думать, что мы выстроим толковую программу сотрудничества. Вообще, было бы глупо не воспользоваться теми огромными возможностями, которые есть у Мариинского театра. Не случайно же мне все время предлагают сотрудничество самые престижные и, кстати, богатые фестивали и театры мира - "Метрополитен-опера", "Опера Бастий", Зальцбургский фестиваль...

РГ: Вы теперь в "Опера Бастий" в качестве приглашенного дирижера.

Гергиев: Это не отнимет много времени и не помешает моей работе в Мариинском театре. Но обмен, который налажен между нашими театрами, как и между Мариинским театром и "Метрополитен", - важен. Очень серьезные профессионалы с обеих сторон занимаются тем, чтобы такие обмены приносили пользу публике как в России, так и в мире.

Риккардо Мути не заменишь

РГ: Что вы думаете о недавних событиях в "Ла Скала", когда труппа вдруг дружно изгнала своего многолетнего руководителя Риккардо Мути, одного из крупнейших дирижеров мира? Ведь это в какой-то степени урок для других театров...

Гергиев: Я был в "Ла Скала" в самый разгар этих событий, дирижировал там. И мне было очень горько осознавать, что один из величайших театров на земле мог быть так быстро расшатан только потому, что чье-то, как у нас говорят, "иго" неосторожно распространялось на все без исключения сферы театральной жизни. И тогда люди, не слишком успешно проявлявшие себя в творчестве, объединились в грозную силу, которая смогла сбросить руководителя, дирижера мирового значения. Да, это урок, потому что руководить таким театром - это не столько возможность быть знаменитым, сколько умение нести ответственность перед людьми, - а это наиболее трудная профессия. А когда гордыня не дает возможности вовремя остановиться и найти общий язык с конфликтующими - это ситуация обидная, угрожающая благополучию многих театров. Если кому-то кажется, что Риккардо Мути легко заменить, то это глубочайшая ошибка. Во мне сейчас говорит скорее наблюдатель, чем участник. Меня связывают очень хорошие отношения как с оркестром и хором "Ла Скала", так и со всеми, кто конфликтовал. Я хорошо знал Карло Фонтана, с Риккардо Мути мы коллеги и никогда не конфликтовали. Но я знал и предшественника Мути Клаудио Аббадо. Трудно было бы сказать, что они большие друзья, но это никогда не мешало мне поддерживать добрые отношения с обоими. Оба мне интересны как замечательные музыканты. "Ла Скала" - гордость Италии, и без преувеличения все там были этим инцидентом встревожены, многие наблюдали за происходившим в состоянии ужаса. Сейчас, по-моему, впервые в истории этого театра генеральным менеджером назначен француз...

РГ: Но кто же будет музыкальным руководителем?

Гергиев: Не думаю, что крупнейшие мировые дирижеры сразу согласятся на такое предложение.

РГ: Из солидарности?

Гергиев: Нет. Есть еще такие понятия, как благоразумие, осторожность, наличие здравого смысла. Тот, кто рискнет заменить Риккардо Мути, неизбежно вызовет к себе как здоровый, так и нездоровый интерес. Быть уверенным, что ты можешь заменить в итальянском театре крупного итальянского дирижера, - не самая счастливая мысль, которая может осенить человека.

Без маски

РГ: Вы многократный лауреат "Золотой маски" - как вы относитесь к этому фестивалю?

Гергиев: Это хороший, но очень своеобразный фестиваль. И я с большой осторожностью оцениваю результаты всех "Золотых масок". То, что "Маска" проходила мимо почти всех наиболее крупных вокальных дарований Мариинского театра, людей, которые принадлежат к мировой элите, говорит о многом. Там главным критерием всегда служит только работа режиссера. Поэтому Мариинский театр, который славен тем, что располагает одной из лучших балетных и оперных трупп мира, одним из лучших оркестров и весьма мощным хором, оказывается в не самом выгодном положении. А мы не хотим бороться за "Маску" только тем, что пригласили модного режиссера! И мне кажется, что работы Ольги Бородиной, или Владимира Галузина, или Анны Нетребко не менее важны. Но главным для "Маски" остается именно режиссер. Я эту систему считаю неправильной и с большим скрипом иду на то, чтобы наши спектакли номинировались на "Маску". Мы ведь все равно едва ли не каждый месяц участвуем в своеобразной фестивальной гонке мирового значения. Соревнуемся с "Метрополитен-опера", Зальцбургским фестивалем, соревнуемся в Лондоне, Берлине или Париже. И судят нас ведущие специалисты и критики планеты. С другой стороны, очень хочется, чтобы и в нашем Отечестве возникали самые интересные творческие события, открытия и свершения. Поэтому мы не можем отстраняться и от "Маски". И я думаю, принципы отбора "Золотой маски" еще могут быть отшлифованы, там есть огромные резервы.

РГ: Вы не участвовали в последней "Маске" даже с "Кольцом нибелунга".

Гергиев: ...А это итог пятилетней работы всего нашего коллектива. Что же, значит, либо Мариинский театр не отвечает критериям "Маски", либо с "Маской" что-то не в порядке. Мариинский театр, который признан во всем мире, не может искусственно быть подогнан под критерии этого фестиваля. А беда, боюсь, именно в критериях. Мы планируем свою работу на 3-5 лет вперед, и, сделав очередной спектакль, тут же идем дальше. А "Маска" берет спектакли, созданные за год, для нашего театра иной раз уже очень давние. Участвуют в них, без преувеличения, мегазвезды, год которых заранее расписан, и бывает очень трудно показать на "Маске" именно тот спектакль, который видели зрители премьер. Но это не ламентации - это скорее размышления вслух. Надеюсь, что Пасхальный фестиваль еще больше укрепит нас в ощущении, что мы на правильном пути. Что он может стать не только площадкой для открытия новых молодых талантов, но и примером организации таких творческих форумов. И Пасхальный фестиваль, и "Звезды белых ночей" - по-европейски организованные форумы. Они могут сыграть свою роль в судьбе нового поколения артистов и музыкантов. Я с вами говорю из Чикаго. Десять лет не мог доехать до Чикагского оркестра, потому что был занят Мариинским театром. И этот театр дает мне уверенность в своих силах. Я прежде всего российский музыкант. Поэтому и Чикагский оркестр воспринимает меня всерьез. У меня есть опора на свою страну, на российские традиции, на репутацию Мариинского театра. Так что уже через три дня я собираюсь быть в России. Надолго и всерьез.

РГ: Расскажите, пожалуйста, о вашем Молодежном оркестре.

Гергиев: Это попытка объединить молодых музыкантов России, Украины, Белоруссии, стран Закавказья и Средней Азии, Прибалтики, а также Германии, Франции, Японии, Америки... И на этом фестивале мы как потомки людей, прошедших через ужасы Второй мировой войны, должны отдать дань памяти об их подвиге. И через музыку выразить свое неприятие всех форм войны. Единственное сражение, которое мы признаем, - сражение за высокое качество нашей музыки. На идею создания такого оркестра многие молодые музыканты откликнулись сразу, и мне об этом говорить очень приятно. Мы готовим любителям музыки сюрприз: 7 мая в Большом зале Московской консерватории выступит юный скрипач исключительной одаренности Женя Угорский, который сыграет Концерт Чайковского. Я очень советую не пропустить этот концерт.

РГ: В Чикаго уже глубокая ночь. Когда вы отдыхаете?

Гергиев: Вот минут через пять и отдохну. Я не устаю от хороших концертов и спектаклей. А этот сезон считаю очень удачным.

Валерий Кичин

http://www.trud.ru/Arhiv/2005/04/02/200504020570501.htm

Труд №057
за 02.04.2005

ДИАНА ВИШНЕВА: ДА, МЫ С ЛОПАТКИНОЙ СОПЕРНИЦЫ
И ЭТО ХОРОШО ДЛЯ ОБЕИХ ЗВЕЗД МАРИИНСКОГО ТЕАТРА

Международный фестиваль балета "Мариинский" отмечает нынешней весной свой первый юбилей: 5 лет. По этому случаю в его программе сразу три бенефиса ведущих солисток знаменитого театра - Дианы Вишневой, Ульяны Лопаткиной и Дарьи Павленко, а также вечер в честь кордебалета, по праву слывущего "визитной карточкой" коллектива. Такая плотность событий рекордна даже для Мариинского театра, где артистическая жизнь чрезвычайно насыщена.

Вишнева выросла до уровня звезды-бенефициантки за десять лет пребывания в труппе, так что ее творческий вечер одновременно стал и юбилейным. Вообще же достижений у 29-летней Дианы немало. Она - лауреат Государственной премии, первой из отечественных балерин была удостоена звания "Божественная Айседора"... Между тем в Хореографическое училище имени Вагановой (ныне - Академия балета) Вишнева некогда поступила лишь с третьей попытки. Сама она вспоминает об этом с улыбкой:

- На тех педагогов, что не приняли меня в училище, я никогда не таила обид. Встречая их потом в классах, не стремилась что-то "доказывать". В шестилетнем ребенке действительно трудно бывает рассмотреть балетный потенциал. Какой-то явной предрасположенности к танцу у меня, видимо, тогда не обнаруживалось. Несмотря на то, что к поступлению я готовилась, занимаясь в хореографической студии Дворца пионеров. Были, правда, заметны некоторые важные качества - скажем, координация движений, музыкальность, пластичность. Да и голова соображала. В балете ведь не только ногами надо работать. Сказалось и мамино упорство: она, инженер-экономист, с детства мечтала о сцене и очень хотела, чтобы ее мечта воплотилась во мне.

- А я вот слышала, что мама потом уговаривала вас бросить училище...

- Был момент, когда она хотела забрать меня оттуда. Видела, какие у нас нагрузки, боялась, что я не выдержу. Но было уже поздно - я "прикипела". На сцену Мариинки вышла впервые, учась во втором классе балетной школы. Танцевала с другими девочками в "Дон Кихоте". Детство у меня получилось взрослое. Очень высокие были требования педагогов, да и сама себя я уже судила достаточно строго. Меня в классе считали лидером. Это развило обостренную ответственность за все и вся. И за то, что сама делаю, и за тех, кто рядом. Может, поэтому ранняя известность не вскружила голову. От меня всегда так много требовали, что не до "звездной болезни".

- Чем прежде всего труден балет - физическими перегрузками или эмоциональными?

- Когда была моложе, тяжелее давалась "физика". Сейчас иной раз сложнее справиться с психологическим напряжением. Хотя с возрастом приходит опыт - уже лучше знаешь себя, свое тело, его возможности. Больше себе доверяешь.

- Вы учились в одно время с другой нынешней звездой Мариинского театра - Ульяной Лопаткиной. Было ли между вами соперничество - явное, неявное?

- Ульяна немного старше меня. А в балетной школе разница в один-два года очень существенна. Мы там даже не общались. А вот в театре начинали почти одновременно. Только я сразу стала солисткой, а она какое-то время танцевала в кордебалете. Каких-то трений между нами, уже сложившимися балеринами, никогда не возникало. Соперничество, наверное, есть, но это и нормально, и хорошо: меня, например, ее успехи только стимулируют. И потом, мы такие разные! Даже если танцуем одни и те же спектакли, нас непросто сравнивать. Разница в трактовке ролей, их исполнении, мне кажется, только на пользу театру и, надеюсь, на радость зрителю.

- Пример Лопаткиной, несколько лет назад ставшей мамой, но сумевшей вернуться на сцену и выступать с прежним блеском, не вдохновляет вас?

- Ну, во-первых, она в отличие от меня замужем. Кроме того, у нее в то время была серьезная травма, и она не танцевала. Что, разумеется, ничуть не преуменьшает ее женской, материнской самоотверженности.

- Но вы тоже несколько лет состояли в браке, пусть и гражданском, с известным танцовщиком Фарухом Рузиматовым...

- Вы знаете, я еще очень "голодна до работы". Все-таки балетная карьера ограничена по времени. Пока есть физические и моральные силы, хочется танцевать, раскрыться профессионально. Больше успеть и преуспеть, постичь танец.

- Тогда вас должен вдохновлять пример другой прославленной примы - Майи Плисецкой, презревшей все возрастные "нормы" балета.

- Танцевать до восьмого десятка? Ой, нет! Так далеко я не загадываю. Все-таки придерживаюсь традиционного взгляда: балет - удел молодых. А классический репертуар, по моему убеждению, надо танцевать только на пике формы. Потому что держаться на нем после 20 лет в балете все труднее. Сейчас жизнь очень "быстрая". Где-то остановился, что-то пропустил - и все, можно потерять "обороты". А мне хочется столько попробовать! Интересных предложений много, отказаться невозможно, поэтому я все время в разъездах. Выступала в знаменитых театрах Западной Европы и в Америке, в Азии. Очень люблю Японию. Там такие благодарные зрители! Они могут долго дожидаться артиста после спектакля только затем, чтобы поблагодарить и пожать руку... В общем, объехала я уже полмира. На сколько хватит душевных и физических сил? Надеюсь, еще не на один год.

- Вы отметили десятилетие работы в Мариинском театре. Нет желания сменить сцену или, скажем, стать независимой балериной, выступающей только в отдельных проектах?

- Нет. Одно дело свободно ездить - слава Богу, теперь это никто не запрещает. Но постоянно жить и работать хочу только в России, только в Мариинке. Однажды попав на эту сцену еще в детстве, уже не мыслю себя без нее.

- У вас есть друзья в труппе?

- Круг общения очень узкий. Ведь театр - это как бы маленькое отдельное государство. От внешнего мира ты практически отрезан. Да и на работе нет времени на вольные беседы - она требует полного сосредоточения сил и мыслей. Отсюда некоторая замкнутость артистов. У меня есть подруга в кордебалете, мы дружим еще с училища, ничего друг от друга не таим. Но тесно общаемся не часто - для этого просто нет возможности.

- Из партнеров кому отдаете предпочтение?

- Долгое время танцевала с Рузиматовым. Теперь постоянного партнера на сцене нет.

- А вне сцены, в обыденной жизни?

- Вне сцены я, надеюсь, никогда не буду одна!

Безрукова Людмила.
Санкт-Петербург.

Журнал PASSPORT
march 2005

Islom Baimuradov, DANCER

Islom Baimuradov is a principal character dancer with the Kirov Ballet at the Mariinsky Theatre in St Petersburg. He is an Austrian citizen (His mother is Austrian, and his father Uzbekistani), and as such he is the first foreigner to dance full time with the Kirov. He lives with Julia Kasenkova, a soloist ballerina with the company, and his young son.

by Peter Marienpol


What made you decide to become a dancer?

I didn't decide, it was my mother's decision! She sent me to a ballet school in Austria. She didn't say that she wanted me to be a dancer however, no, she asked me if I wanted to fence. When I said yes she told me that I needed ballet to be able to fence well, so I of course went along with it; somehow I stayed with the ballet, gave up the fencing. Then I had the opportunity to study at the Vaganova Academy of Russian Ballet in St Petersburg, and that was how I went to the Kirov.

What is a character dancer?

It means a dancer who doesn't dance the role of the prince, but the non-classical parts like the Spanish Dance in Swan Lake. The second dancer in a classical ballet is often the bad guy, that's me; like Birbant the pirate in Le corsair.

Do you think it makes a difference to your career that you are not Russian - a foreigner?

Yes, I think so. It made people notice me more, which helped with getting reviews in newspapers and magazines. But, at the same time, I am the odd one out, and this means perhaps that there is a limit as to how far I can go with the company.

The Kirow is full of dancing families - songs and daughters of dancers; do you want your son to become a dancer?

No. It's too much hard work, and it's underpaid! As a kid you have no free time, all your childhood is spent in ballet classes.

What is your favourite part?

Lots of them. l like Carabosse in The Sleeping Beauty, Jose in Carmen (another bad guy), Nurali the slave driver in The Fountain of Bakhchiserai (you see how I like to play the hard man!). But it changes, you can dance a part well and you think it's your favourite part, you dance it badly and you hate it.

Who is you favourite dancer?

When I was a kid I had favourite dancers - Nureyev, Baryshnikov. Now the good dancers come and go so quickly that i don't notice them for long enough.


Islom Baimuradov as Carabosse in The Sleeping Beauty, Kirov Ballet,
Mariinsky Theatre, St Petersburg

http://www.freetime-spb.ru/article/7/1291/

Free Тайм
Санкт-Петербург
2005 №4

Подарок для принца Чарлза

– Вы до этого уже встречались с принцем?

– Принц Чарлз является патроном Мариинского театра и всегда, когда есть возможность, он приходит на наши спектакли. И в 2000 году после премьеры «Войны и мира» Прокофьева в Ковент-Гардене, где Анна Нетребко пела Наташу, Владимир Мороз – Болконского, а я – Соню, а за пультом был маэстро Гергиев, принц пришел за кулисы и каждому из участников спектакля пожал руку, сказал доброе слово. Это было незабываемо.

– Что именно вы пели на свадьбе?

– Молитву «Символ веры» из Литургии Гречанинова, она исполнялась во время церемонии благословения. Очень сложно оказалось молиться вслух. Мне хотелось, чтобы все так и было, как поется, чтобы всем людям было хорошо, чтобы все жили в мире, чтобы царила любовь. Я не думала ни о каких прямых эфирах – просто хотела, чтобы люди, ради которых и была затеяна церемония, все это прочувствовали. «Символ веры» был включен в программу по личной просьбе принца Чарлза. Эта музыка уже исполнялась в 2003 году хором Мариинского театра на вечере памяти королевы-матери. Принц обратился к Валерию Гергиеву, и я очень польщена, что все это выпало на мою долю, что мне была оказана честь представлять музыкальный подарок от имени маэстро и всего Мариинского театра.

– Сколько дней вы провели в Лондоне?

– Три дня, но все они были расписаны буквально по минутам. Поездка была организована Попечительским фондом Мариинского театра в Великобритании, которому в этом году исполняется десять лет.

– Что запомнилось больше всего?

– Все было очень хорошо. Я жила в центре города в красивейшем месте: из окна номера был виден Биг-Бен. Много времени занимали поездки в Виндзорский замок, репетиции в часовне Святого Георгия. Во время церемонии за замком был установлен огромный экран, чтобы люди с улицы могли видеть прямую трансляцию того, что происходило в часовне. Британцы приезжали в Виндзор к пяти утра, чтобы занять лучшие места.

– Как все проходило?

– Часовня была разделена на две неравные части. В одной части сидели гости – 800 человек, а в основной части, там, где алтарь, благословляли новобрачных. На скамьях из дерева – при входе – располагался хор, а далее, ближе к алтарю, – члены королевской семьи, гости, принцы разных стран. Все было подчинено правилам этикета: например, когда проходили королева и принц, все кланялись. На красивой бумаге было расписание церемонии, последовательности речей.

– Что у вас было за платье?

– Это был костюм, который тоже должен был соответствовать этикету: строгий силуэт, длинный рукав – никаких декольте. Все было элегантно и очень стильно: светлый перламутровый пиджак, юбка более серого тона и шелковый топ, атласные туфли на высоком каблуке, волосы были зачесаны аккуратно назад. На приеме в честь бракосочетания я надела и небольшую шляпку – это тоже полагалось по этикету. Костюм был предоставлен бутиком Amanda Wakeley – благодаря компании Ede & Ravenscroft, которая много лет является поставщиком английского двора, а кроме того, поддерживает молодые таланты по всему миру и уже давно помогает Академии молодых певцов Мариинского театра.

– А прием?

– Он проходил в зале Ватерлоо Виндзорского замка. Было огромное количество цветов, потрясающие букеты – стоял невероятный аромат. Среди гостей были такие известные люди, как Леди Шолти, Валентино, Стивен Фрай, Фил Коллинз: масса знаменитостей и вся королевская семья. Все они – и принц Эдвард, и принц Майкл, и графиня Кентская – большие поклонники русского искусства. И все были очень тронуты музыкальным подарком Мариинского театра. Его высочество был счастлив, леди Камилла выказала очень много теплоты. Было очень приятно.

– Сразу после Лондона вы выступили в Петербурге на творческом вечере Елены Образцовой, потом улетели в Лос-Анджелес, на гала-концерт с Валерием Гергиевым и оркестром Мариинского театра. Как вам удается выдерживать столь жесткий ритм жизни?

– Ну, я все время перелетаю из одного климатического пояса в другой. Такая жизнь: репетируем, летаем, поем, снова репетируем, снова летаем. Наверно, организм еще молодой, выносливый… На самом деле, выдерживаю только благодаря любви к работе, удовольствию и радости от того, что есть возможность делать то, что люблю. А потом, мне кажется, любой нормальный, тем более творческий человек всегда с радостью воспринимает новые впечатления от увиденных стран, людей, знакомств, даже голосов. Это же так здорово. А иначе зачем мы живем? Чтобы открывать что-то новое.

– Вы чувствуете себя звездой?

– Ну, это такая глупость! Ведь на самом деле жизнь певицы – тяжелый и кропотливый труд, и над собой, и вообще.

– От каких-то привычек пришлось отказаться?

– Да я никогда не была чем-то особенно отягощена, чтобы от чего-то отказываться. Вот только редко вижу своих любимых и родных людей. Но они меня понимают.

– Как удается поддерживать форму: спорт, диета?

– Приходится выдерживать дикие нагрузки, потому что оперная сцена – тяжелый вид спорта. Бывают спектакли, в которых нужно много двигаться, бегать, прыгать и одновременно петь. Дома у меня есть тренажеры, я стараюсь делать гимнастику, по мере возможности ходить в бассейн. Но прежде всего важны хороший сон и настроение. А какой-то особой диеты я не придерживаюсь.

– По какому принципу вы выбираете одежду?

– Главное, чтобы одежда была интересной и удобной. Чтобы в ней был какой-то fun, что-то прикольное. Мне нравятся разные цвета, но больше всего люблю черный. Правда, его у меня уже слишком много.

– Вы любите экспериментировать? Например, с прической?

– Я поступаю так, как чувствую. Когда я покрасила волосы в рыжий цвет, мне сказали: «О-о, к Кармен готовишься?» Я их снова перекрасила в естественный. На что мне сказали: «О-о, к Кармен готовишься?» Потом я сделала длинные волосы. Мне сказали: «О-о, к Кармен приготовилась?» Потом я их сняла. Мне сказали: «О-о, вот это классная прическа для Кармен!» Я подумала, что если завтра я постригусь наголо, мне тут же скажут: «О-о, это классная находка для Кармен». Но я этого не сделаю, потому что мне это не идет. Мне больше нравятся девушки с красивыми волосами. Красивые волосы – это достояние.

– К вопросу о Кармен. Эта партия – мечта всех меццо-сопрано. 30 апреля вы поете ее на премьере в Мариинском театре. Вам близок этот образ?

– В этом образе надо быть максимально естественной. Перевоплощаясь в Кармен, я становлюсь разной. Сейчас я смотрю на тебя с улыбкой, а через секунду эта же улыбка превратится в адский оскал. Она смеется, но смех тут же вырастает в плач. В каждой женщине есть Кармен. Ее все хотят, но одновременно боятся, поскольку понимают, какая это сильная натура. Но главное – Кармен честна перед собой. Для нее «да» – это да, а «нет» – это нет. Настоящая Кармен, к сожалению, обречена. Если бы она не была обречена, не было бы оперы.

Записала Юлия Бройдо

http://www.pulse.ru/articles.asp?releas ... rticle=290

Pulse
май 2005

Комментарии

«Звезды белых ночей»: Мариинка пока не закрывается

27 мая, в День города, стартует фестиваль «Звезды белых ночей». По Петербургу ходит слух, мол, пройдет этот фестиваль, и Мариинский театр тут же закрывается на реконструкцию и переезжает в Хельсинки. Якобы Александринский театр в столице Финляндии станет временной площадкой Мариинки. В пресс-службе театра эту информацию опровергают: «Закрываемся только через сезон, а в Финляндию поедем на гастроли. Не более».
Украшением XIII фестиваля станет участие в спектаклях Мариинского театра знаменитого актера Жерара Депардье. Легенда французского кинематографа выступит в роли рассказчика в опере «Царь Эдип» и в роли чтеца в опере «Петя и волк». «Царя Эдипа» он будет читать на французском, на каком языке прозвучит «Петя и волк» от Депардье пока неизвестно.

Валерий Гергиев, художественный руководитель Мариинского театра

Одной из доминант этого события будет тема балтийского культурного сообщества. На фестивале будут представители норвежской оперы, и оркестр шведского радио, и финская национальная опера со спектаклем «Распутин». Наверное, покажется интересным и участие всех трёх Ярви, дирижёров, которых сегодня знает мир, – Нэеми, Паави и Кристиан Ярви. Мне это кажется интересным. Любопытно, что под управлением Паави Ярви прозвучит «Пер Гюнт». Сегодня уже неудивительно прочесть и в «Нью-Йорк Таймс», и в «Файненшнл Таймс», что наш фестиваль является третьим или четвертым в мире. Может, Зальцбург по-прежнему будет первым, или Байройт, но все-таки мы в этом плане неплохо поработали, я считаю, это заслуга всего коллектива огромного театра.

Леонид Гаккель, профессор, координатор общественно-музыкальной деятельности Мариинского театра

Любой фестиваль, особенно такой мощный, знаменитый, многолетний имеет 2 составляющих. Во-первых, репертуар. То, что будет звучать. Самое интересное, что будет звучать в первый раз. И вторая составляющая – это звезды, артисты. Что касается первой: на сцену Мариинского театра спустя 96 лет возвращается опера Вагнера «Тристан и Изольда». Последним постановщиком её на сцене Маринки в 1909 году был Мейерхольд. Теперь музыкальный руководитель – Валерий Гергиев, а ставит оперу талантливый Дмитрий Черняков. Это главное событие тринадцатого фестиваля. Хотя будет еще масса выездных концертов, и гастроли в Большом театре. А звезды будут самые разнообразные: и Анна Нетребко, и гости из Прибалтики, и гала-концерт Ульяны Лопаткиной, и даже Жерар Депардье!

Ольга Комок, музыкальный критик

Честно говоря, на «Звезды белых ночей» не очень-то хожу. Хотя в прошлом году они открывались «Жизнью за царя», который у публики вызвал самую различную реакцию, а у меня - полный восторг. Одним словом, это фестиваль для иностранцев. Очень роскошное и академичное по строению шоу. Бывают, конечно, и страшно интересные вещи. Но интересные спектакли удается посмотреть в течение сезона. На внутрисезонные премьеры попасть легче. А фестиваль сделан для приезжих, для летней публики, для гостей города.

TimeOut.Петербург
9-22 мая 2005 №7(65)

АТАКА ГОФМАНА



В Мариинском театре готовится приквел «Щелкунчика». Теперь историю о том, как племянник Дроссельмейера превратился в уродца Щелкунчика и какую роль в этом сыграли орех Кракатук, композитор Слонимский и художник Шемякин, расскажут в двух актах. Новый участник «Пирлипат-проекта» - болгарский хореограф Донвена Пандурски.
Текст АННА ГОРДЕЕВА

Расскажите, как вас пригласили в Мариинский театр?

Я и мой супруг, Михаил Пандурски, давно знакомы с руководителем балета Махаром Вазиевым. Михаил будет делать игровой фильм, действие которого происходит в большом музыкальном театре - таком, как Мариинский. Мы приехали обсудить это с Вазиевым и тогда же познакомились с Михаилом Шемякиным. Я училась в Петербургской консерватории и была рада снова приехать в Петербург. В Софии я собиралась ставить три одноактных балета, и, воспользовавшись возможностью, пригласила Шемякина как художника-постановщика. Он позвал нас с мужем в гости, мы долго разговаривали, и неожиданно он предложил мне работу над «Волшебным орехом».

Вы работаете в Германии. Ваш опыт помогает в Мариинском или мешает?

В Германии у меня своя балетная компания, «Балет Пандурски». Там я поставила «Алису в Зазеркалье» на музыку Шостаковича, балеты на музыку Астора Пьяццолы. Их хорошо принимает публика. Работа в Мариинском отличается от того, что я делала раньше. Чувствуется масштаб, новый уровень. В спектакле занята вся труппа театра: двести артистов, в том числе ученики Вагановской академии и миманс. Еще одно отличие в том, что в Германии я - автор всего проекта. А здесь передо мной фантастические эскизы, и для меня как для хореографа это вызов: найти подходящую пластику для фигур, придуманных Михаилом Шемякиным. Надо, чтобы они были органичны на сцене, верны шемякинскому духу. Я часть общего задания, в основании которого - Гофман, Шемякин и музыка Слонимского.

Многие считают, что Шемякин - диктатор. Как с ним работается?

Я очень уважаю Михаила Шемякина как творческую фигуру, для меня он современный Леонардо да Винчи. У него свой взгляд на Гофмана, и я согласна с его точкой зрения. Как он представляет дух Гофмана, так и я вижу Гофмана как хореограф. С Шемякиным не всегда легко общаться, но, в общем, я счастлива. Мне повезло, что судьба предложила мне встречу с таким художником и мыслителем.

«Волшебный орех» Слонимского вырос из «Принцессы Пирлипат», одноактного балета, поставленного как предисловие к «Щелкунчику». И «Щелкунчика», и «Пирлипат» как хореограф делал Кирилл Симонов. В какой степени сохранится его хореография?

Это будет совершенно новый двухактный балет, мой балет. Сюжет тот же самый - Дроссельмейер рассказывает Мари, почему заколдован Щелкунчик. Но появляются две новые картины – подводное царство и царство веселья. Они раскрывают, какое доброе сердце у племянника Дроссельмейера, которого превратили в Щелкунчика.

Кого вы выбрали на главные роли?

Самая главная роль - Дроссельмейер. Возможно, это сам Гофман. Его играет знаменитый мим Антон Адассинский. Из артистов Мариинского театра эту роль будет исполнять Роман Скрипкин. Племянник Дроссельмейера - Андрей Меркурьев, также репетируют эту роль Леонид Сарафанов, Владимир Шкляров, Александр Сергеев. Принцесса Пирлипат - Майя Думченко, Екатерина Кондаурова, Кити Папава (она впервые получает ведущую роль). В царстве веселья есть особая роль Соблазнительницы - небольшая, но в ней нужно ярко блистать на сцене. Это будет Ирма Ниорадзе, очень красивая женщина, искусительница, которая должна остановить Щелкунчика. Эту же роль исполнят Татьяна Ткаченко и Ольга Есина. Мариинский балет - компания, где есть звезды и молодые танцовщики. И я еще никогда не получала такого удовольствия от работы, но и ответственности такой тоже еще не было.

http://www.ogoniok.com/win/200515/15-60-60.html

«Код да Винчи»--много интересной информации о Леонардо

Николай ЦИСКАРИДЗЕ, артист балета, Огонек, апрель 2005




Совсем недавно я прочитал книгу «Код да Винчи» Дэна Брауна. Вообще я редко читаю детективы, а тут прочитал большую книгу на одном дыхании, получил громадное удовольствие. Я очень интересуюсь творчеством да Винчи, много читал про тайны его работы, но эта книга уникальна.

Из фильмов большое, я бы сказал шоковое, впечатление произвел на меня «Догвилль» Ларса фон Триера. Это колоссальная, фантастическая работа актеров, и я как театральный человек понимаю, как им сложно было играть. В фильме нет никаких декораций, надо постоянно обыгрывать предметы, которые не существуют. За свою жизнь я не однажды бывал в Америке, провел там много времени. И был поражен, как тонко и интересно Триер не то что высмеял, но рассказал о Соединенных Штатах. После фильма некоторые говорили, что это банально--видеть в «Догвилле» только США. Но для меня это несомненно.

«Догвилль» ставит вопросы, о которых просто не принято говорить. Это принципиальные понятия о законах, нравственности человеческого общества. Я, честно говоря, редко хожу в кино, предпочитаю смотреть фильмы дома на диване. И вначале мне было очень скучно--через 15 минут просто хотел уйти из зала. И я благодарен театральному режиссеру Кириллу Серебренникову--он меня вытащил, уговорил пойти на этот фильм, а потом убедил досмотреть до конца.

Я благодарен Кириллу за этот фильм еще и потому, что дома бы не выдержал и до конца не досмотрел. И немногие выдержали--в зале в тот вечер, включая нас, было всего пять человек и уборщица. Кирилл, кстати, тогда уже третий раз смотрел «Догвилль».

После «Догвилля» я пересмотрел все фильмы Триера и еще несколько раз внимательно пересмотрел «Догвилль». По силе впечатления могу сравнить фильм Триера разве что с фильмом «Унесенные ветром». Я был маленьким, но фильм меня поразил, а Вивьен Ли с того дня стала для меня иностранной актрисой номер один. Теперь я так же отношусь к Николь Кидман. До «Догвилля» мое отношение к ней было довольно прохладным. Я не мог представить серьезную драматическую роль у актрисы, сыгравшей в «Мулен Руж» Лурманна. Но теперь для меня она--одна из самых серьезных западных мегазвезд, я пересмотрел многие ее работы, а для себя выделяю ее фантастическую игру в триллере «Другие» Алехандро Аменабара.

В «Догвилле» людские отношения показаны очень тонко. Меня поразила собственная реакция на фильм: когда в развязке раздались первые выстрелы--я, если честно, радовался. Я ведь всегда считал себя пацифистом. А тут все оказалось наоборот. Потому что была так нагнетена атмосфера, что по-другому быть не могло--режиссер не оставил ни одного другого шанса. И я помню, как только началась пальба, кто-то в зале даже крикнул: «Давай!»

И еще одна вещь, которая вызвала, может быть, не шок, но безграничное восхищение,--спектакль «Ричард III» с Костей Райкиным. Я очень люблю театр «Сатирикон» и актера Райкина, мне очень понравился спектакль «Контрабас». Но на этот раз все получилось совершенно необычно. Я впервые переживал именно за короля Ричарда. Ведь мы обычно переживаем за его племянников, за судьбу Англии, а тут у Шекспира полностью сместились все акценты благодаря фантастическому обаянию Константина. Этот спектакль я всем советую посмотреть!

http://www.rg.ru/2005/05/12/semenchuk.html

Российская газета
12 мая 2005 г.

Екатерина Семенчук: Любимой музыки очень много

Новая постановка "Кармен" в Мариинском театре стала для Екатерины Семенчук одновременно признанием и испытанием. Получив в 1999 году приз "Надежда" на конкурсе молодых оперных певцов Елены Образцовой, а в 2000-м - первую премию на конкурсе Римского-Корсакова, за шесть лет служения Мариинке Семенчук стала одной из самых многообещающих солисток.

- Вы уже не впервые поете Кармен - исполняли ее за рубежом. Как и когда?

- Вначале была сегидилья. Я спела ее на прослушивании для директора Филадельфийской оперы, так что моя первая "Кармен" состоялась три года назад в США. А в этом году я пела в Варшаве с Хосе Кура, затем в Токио и Сеуле с оркестром Французского радио. Была постановка в Далласе, а после Санкт-Петербурга буду петь Кармен в Кальяри, на Сардинии. Но перед премьерой в Мариинском волновалась больше всего. Дома стены обязывают - здесь меня взрастили, холили и лелеяли.

- Кто оказал влияние на вас как на оперную певицу?

- Семья. Моим музыкальным наставником был дедушка. Я и школу-то музыкальную окончила по классу аккордеона только потому, что на аккордеоне играл дедушка. Потом фортепиано, гитара... У нас была очень дружная, музыкальная семья. Часто дедушка играл на аккордеоне, а я ему аккомпанировала на фортепиано. У него даже был джаз, хотя по специальности он судья международной категории в баскетболе. В семье культивировались оперная музыка и джаз. Была большая фонотека - такие старые тяжелые патефонные пластинки, хорошая библиотека. Меня безжалостно всюду таскали - в музеи, на выставки, концерты... Помню, мы с бабушкой приехали в Москву на зимние каникулы, мороз страшный - несколько часов стояли, чтобы войти в Третьяковку. А когда не попали в Большой театр, бабушка все переживала - не могла себе простить, что не вывела внучку в оперу. Так что моя семья сделала все для того, чтобы сегодня я была в театре.

- А джаз не поете?

- Не пою. Но мама говорит, что голос позволяет мне петь джаз. К джазу у меня такая же сильная любовь, как к народной песне. Я очень люблю белорусскую народную песню, именно белорусскую певческую культуру. Всегда помню свой край - Беларусь, который дал мне жизнь. Стараюсь не забывать белорусский язык. Эти песни очень родные для меня, но там нужен совсем другой голос...

- Кто из партнеров "Кармен" запомнился больше всего?

- Из мужчин - Хосе Кура. Он очень талантливый, эмоциональный и щедрый человек, великолепный актер. Он выкладывается целиком, работал в полную силу и очень уважительно относился ко мне на сцене. А из женщин... Одна из самых любимых партнерш - Аня Нетребко. Она потрясающий партнер, просто потрясающий!

- Ваша Кармен меняется от постановки к постановке?

- Конечно! И не дай боже копировать предыдущую постановку в следующей - большая ошибка. Я люблю экспериментировать и искать что-то новое. Мне интересно, когда режиссер импровизирует во время репетиции. Таков и Алексей Степанюк, который ставил "Кармен" в Мариинском. Мне очень нравится с ним работать.

- А есть любимая партия?

- Шарлотта из "Вертера". Они обе у меня любимые - Шарлотта и Кармен. Очень разные и очень интересные. Я Далилу очень люблю, но моя самая любимая партия - Амнерис. Хотя для нее я еще слишком молода. Я адекватно оцениваю свои возможности, очень серьезно отношусь к голосу и к тому, что говорят мои педагоги. А любимой музыки очень много.

Алексей Конкин, Санкт-Петербург

Афиша
Санкт-Петербург
№9(53)

ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ



Дмитрий Черняков числится лучшим оперным режиссером России с первых же своих постановок. За семь лет и пять оперных спектаклей он получил уже три режиссерские «Золотые маски» (еще две дали за «Лучший спектакль», плюс «Приз критики», в 2005 году впервые доставшийся опере). Черняков поставил оперы в Новосибирске, Москве, Петербурге. Теперь в Мариинке будет собрана самая большая коллекция его спектаклей. Все три оперы - огромные, эпохальные, неподъемные: «Китеж» Римского-Корсакова, «Жизнь за царя» Глинки, «Тристан и Изольда» Вагнера. Последним постановщиком «Тристана» в России был Всеволод Мейерхольд в 1909 году. С первым за 96 лет русским режиссером, решившимся шагнуть в эту музыкальную пропасть, поговорила Катя Бирюкова. Фотографии: Павел Самохвалов

- Мне кажется, мы с вами ровесники, но когда я смотрю ваши спектакли, у меня складывается впечатление, что вы гораздо старше, потому что та часть жизни, что была до перестройки, там гораздо лучше угадывается...

- Я понял вас. Ну, знаете, я про это могу в разные стороны говорить. С одной стороны, конечно, правильно, что самые верные мироощущения были в детстве. А потом уже жизнь заслоняется какими-то глупостями и пустяками. И я пытаюсь с этим бороться. Я имею в виду не мироощущение детства - это как-то вульгарно, а мироощущение жизни, которая была тогда, понимаете, да? И так совпало, что моя жизнь формировалась в то время. И это мой опыт - откуда же его еще брать? Кроме того, сейчас буду говорить в другую сторону, мне кажется нужным и важным описывать ту реальность...

- Ту - это поздний застой?

- Ну огромное время, условно говоря, от середины 50-х до середины 80-х. Оно, конечно, все немножко разное, но в целом у него есть какой-то общий замес. И оно имеет отношение к очень многим живущим сейчас. Я этим временем не восхищаюсь. Я не считаю, что оно прекрасно, что это золотой век. Оно в чем-то даже ужасно, оно нежизнеспособно. Это вязкое, тяжелое, в каком-то смысле непроглядное время. Я не говорю голосом бабушек, тоскующих о брежневском застое, о какой-то фальшивой, неразвитой стабильности. Просто это часть моей жизни и жизнь моих родителей, это такой узор внутри меня, я соткан из этих историй, картин, фотографий. Это просто картина мира, которая была нам дана. Очень много придумывается в опоре на это. Но я не считаю, что всю жизнь буду этим заниматься.

- Когда вы в первый раз увидели оперу?

- Первые встречи с оперой, конечно, были насильственные, детские, кромешные. Какая-то школьная разнарядка, что ли. Не помню ни названия, ни театра, но помню ощущение невыносимой повинности. Но я помню тот спектакль, который в первый раз меня заинтересовал, - мне было лет 13. Это имеет пошловато-мистическую окраску, но это был спектакль Мариинского театра. Пошловатую - в том смысле, что через много лет я вернулся в этот театр постановщиком. Хотя нет, это был тогда не Мариинский театр, а Театр оперы и балета имени Кирова! В Большом были его отчетные гастроли, в советские годы так было принято - театр приезжал на месяц, показывал весь свой репертуар. Туда, конечно, было не попасть, билеты моей маме на работе достались как премия. Очень хорошо помню тот день - 21 мая 1982, по-моему, года. Это был «Евгений Онегин» Темирканова, вот тот самый спектакль, который он ставил и как дирижер, и как режиссер. Там пели молодые Дядькова, Лейферкус и Марусин, который потом, через много лет, у меня в «Китеже» был занят. И не важно, что это была именно опера, я к опере пришел не через музыку. Когда я там оказался, я понял, что вот я жил унылой, остановившейся жизнью вязкого советского времени, и тут открылась какая-то другая история, оказалось, что есть совершенно другой алгоритм существования - магическая и прекрасная театральная реальность. Я не могу сказать, хороший это был спектакль, плохой. Сейчас он мне театрально, конечно, неинтересен. Он был такой старый, большой, помпезный спектакль с колоннами. Впрочем, многие люди и сейчас испытывают удовольствие от подобного, но мне кажется, это инфантильно.

- Ну а дальше?

- Это был уже конец сезона. А в начале следующего я захотел еще раз прийти в этот театр. Меня подзадоривало, что туда не попасть, что это некая скала, монастырь, Афон, куда пускают только избранных. А остальным попасть туда можно только через какие-то страдания. Я пытался пройти эти страдания: бесконечные записи с ночи, стояния, номера на ладошках. В течение года-полутора я втянулся в эту жизнь, нарыскал пути проникновения. Я знал, что существуют расценки, что для того, чтобы войти в театр, надо тихонечко определенным бабушкам и в правильный момент специальным образом положить в ладошку рубль, прикрываясь каким-нибудь порванным билетом. Года два-три я все это смотрел, смотрел, смотрел. И пережил разные степени увлечения. В какой-то момент опера, весь мир которой был для меня ограничен миром Большого театра, казалась мне исчерпанной. Когда ты запойно все это смотришь, в конце концов что-то истрепывается - и ты понимаешь, что все это тебя не волнует, все это кажется малосодержательным, неэнергетичным, блеклым, плохим искусством. И ходишь удрученный. Наверное, поэтому мне пришлось перебраться на ту сторону и взяться за это самому. Не было определенного момента, когда я решил стать режиссером. Как-то постепенно это происходило. Оглянулся - уже режиссер.

- Но сначала вы ведь поработали осветителем во Дворце съездов, где теперь - как это ни пошло звучит - показали вашу «Аиду». Вам сколько тогда было?

- 16 лет. С тех пор, можно сказать, я там и не был. Мне эта работа была нужна не как способ зарабатывать деньги, а как способ соучастия в этом во всем.

- Как вы переживаете свою теперешнюю популярность?

- Послушайте, я популярен в кругу 15 журналистов, 5 театроведов, каких-то актеров, директоров театров и иже с ними. Сейчас говорить о популярности фигур театра просто невозможно. Это неподходящее для этого слово.

- Но скандалы-то все-таки выходят за пределы этого круга. Вон как весь Петербург по поводу «Жизни за царя» волнуется.

- Ну, знаете, вот именно этот скандал для меня - что он был, что его не было. В принципе, к опере ведь не относятся в России как к содержательному искусству. И опера у нас никогда не находилась в интеллектуальном поле, как, например, драматический театр. И скандал этот не оттого, что я сделал какой-то рискованный, смелый, нарушающий общественные устои жест. Нет, в этом спектакле ничего такого нет. Никаких провокативных целей здесь не стояло. Мне кажется, он просто честный. А скандал из-за того, что оперная и театральная публика разная, - ну мне это не интересно.

- После «Китежа» от вас ждут, что вы со временем перепашете нам всю русскую классику.

- Перепашу.

- Прямо такие планы на будущее строите?

- Ну я человек подневольный, завишу от заказов. Конечно, если бы это только от меня самого зависело, я бы сосредоточился на русских произведениях - мы же сейчас про оперы говорим, а не про театр, да?

- Почему на русских?

- Ой, мне кажется, это такие прописные истины. Русские оперы - это целая культура, которая лежит как такое еще не обнаруженное сокровище фараона. В том смысле, что в европейском сознании оно существует только в виде двух-трех произведений. Все остальное - это раритеты из далекой и загадочной славянской цивилизации, которые они как бы ставят, но не очень в них понимают. Почему-то западные режиссеры, причем уважаемые, оснащенные, неглупые, которые за это берутся, что-то, видимо, про это про все не прочухивают. Потому что все равно возникает ощущение фальши. А в России все это находится в состоянии спячки по причине, которой я не знаю. Режиссеров современного театрального языка в нашей опере всего несколько человек. Но и практически у всех у них чувствуется по отношению к русским произведениям отсутствие смелости. Я имею в виду не неофитскую наглость, а смелость в честном разговоре о произведении. Спектакли выходят недоделанным товаром, в котором интересные заходы, но они половинчаты, трусоваты, недодуманы и так далее. А мне кажется, что рассказать эти произведения современным, понятным для зала, внутренне необходимым ему языком - это отважная и прекрасная задача. Это поле, которое еще не возделано. Бери давай!

- Вы все предпочитаете придумывать сами - и режиссуру, и сценографию, и костюмы. Или, по крайней мере, контролировать. Вы недоверчивы?

- Наверное, недоверчив. Да. Сейчас в первый раз подумал об этом. Не надо даже говорить какие-то красивые слова. Просто недоверчив, и все.

- Вы большую часть своей профессиональной жизни провели в провинциальных театрах. Вернетесь ли вы туда?

- Обязательно. Ой, господи, я оттуда и не уходил. Провинциальные театры прекрасны. Я сейчас буду петь хвалу Новосибирскому оперному театру. Вспоминаю работу и над «Молодым Давидом», который был семь лет назад, и над «Аидой», которая была год назад, как один из самых счастливых периодов своей жизни. Не потому, что это провинция, где ниже планка и меньше ответственности. У меня ответственность везде одинаковая. Просто там есть какое-то другое отношение к создаваемому. Вот другое! Может, потому, что там мало премьер. Может, потому, что они по-прежнему не воспринимают свою работу как перерывы между прибыльными гастрольными бросками. Может, потому, что у них есть - в каком-то смысле - наивное ощущение участия в чем-то подлинном и необходимом. Я помню, когда в «Аиде» закрылся занавес, на сцене минут пять стоял ор. Так, наверное, орут во время объявления победы над врагом. Со стороны может казаться, что я какой-то дебильный романтик, но это правильно. Потому что никогда не надо забывать, ради чего все это делается.



«Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова была всего лишь второй оперой Чернякова, и сразу в Мариинке. Премьера 2001 года и последовавшая затем победа на «Золотой маске» стали для российского оперного мира революцией: появился первый человек, который одновременно понимал музыку, владел языком современного театра и отваживался безо всякого кривляния говорить о серьезных вещах. Таких как рай, например. Петербург с его музейным самосознанием оказался самым неподходящим местом для этого человека, но так случилось, что именно в этом городе находится Гергиев. А Гергиев приглашает Чернякова на главные постановки сезона и открывает ими свой фестиваль.

Есть мнение, что «Похождения повесы» 2003 года - это лучшая постановка Большого театра за много лет. Она случилась довольно неожиданно для всех, в том числе для более мелких московских оперных театров, которые после этого как-то сразу пере-стали представлять собой гордую режиссерскую оппозицию. Большому эта постановка оперы Стравинского принесла много убытков, немножко свежей публики, «Золотую маску» и уверенность в себе. В его совместные с Черняковым планы входит «Евгений Онегин» Чайковского, который должен сменить нынешний спектакль 1944 года.

Столетие Глинки в прошлом году Мариинка отметила «Жизнью за царя». Из верноподданнической - царю или Кремлю - оперы с всенародным торжеством в финале Черняков сделал спектакль про частную жизнь. Про идиллию скромного семейного быта под люстрой с тремя рожками и с застольем под соленые огурчики. Про ужас, царящий в доме, из которого уводят отца (мужа, сына). Про безразличие к твоей судьбе тех, кто призывает тебя отдать за них жизнь. Здесь не поляки против русских, а государство и власть - в красном бархате кресел, черных костюмах и меховых манто - против частного человека. Премьера сопровождалась сдержанным скандалом. Черняков, в чьи планы никакая провокация не входила, отнесся к нему с недоверчивым изумлением: неужели спектакль всерьез можно было так превратно понять?

Грандиозная новосибирская «Аида», где вместо знойной любви - война, вместо египетских пирамид - израненные бомбежками стены европейского города, а вместо знаменитого шествия победителей - совковый стол буквой «П» с хрусталем, цветами и классическим балетом, оказалась самым знаменитым детищем Чернякова. Просто потому, что на последней «Золотой маске» ее посмотрели 6000 человек, выстоявших перед этим чудовищную полуторачасовую очередь в Кремлевский дворец. Это гиблое место, серьезно искалечившее постановку, не помешало Чернякову получить очередную порцию «Масок» - в том числе «Приз критики». В «Аиде» также впервые сложился многообещающий союз Чернякова с Теодором Курентзисом - дирижером того же поколения, тех же взглядов на современный оперный театр и того же скрупулезно-фанатичного отношения к работе.