Текущее время: 28 мар 2024, 21:09



Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 44 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5  След.
история 
Автор Сообщение
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение Тамара Карсавина
http://www.ng.ru/saturday/2005-03-04/15_krasavina.html

Независимая газета
# 43 (3439) 4 марта 2005 г.

ОЧИ ЧЕРНЫЕ, ОЧИ ЖГУЧИЕ
Исполняется 120 лет со дня рождения Тамары Карсавиной
Майя Крылова

Когда газетные фотографии этой женщины попадали в руки мужчин, далеких от балета и даже не подозревавших, кто именно сфотографирован, – изображения вырезали, вешали на стенку и любовались, пока бумага не пожелтеет. Влияние карсавинских глаз с поволокой, видимо, было еще более сильным, чем магнетизм ее танцев. А взятые вместе достоинства Карсавиной, женщины и балерины, и вовсе сбивали с ног.

Изображение
Никто не мог устоять перед красотой Тамары Карсавиной. Ей поклонялись все мужчины Петербурга.
Портрет из книги «Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции». М., 1997


Карсавина наряду с Идой Рубинштейн претендует на первое место в списке самых красивых российских танцовщиц. Современники наперебой превозносили женский магнетизм и поминали сердца, разбитые обеими чаровницами.

Но если инфернальная Ида напоминала то «раненую львицу», то остро заточенную бритву, Тамара Карсавина брала другим: она обволакивала лирико-поэтической эротикой. Обаяние Карсавиной было тем сильнее, что она слыла неприступной особой, не склонной к обычным пошлым амурам танцовщиц.

Рубинштейн до конца дней оставалась способной любительницей, пробившейся благодаря огромному состоянию, позволявшему быть самой себе продюсером и спонсором. Карсавина – одна из лучших профессионалок балета, прима петербургского Мариинского театра начала ХХ века, звезда «Русских сезонов» Сергея Дягилева, прославивших наш балет во всем мире.

Ее отец Платон Карсавин был танцовщиком Мариинского театра, но не хотел, чтобы дочь продолжила династию – «Таточка родилась слишком деликатной для профессии балерины». Сделать дочку танцовщицей захотела мать, внучатая племянница философа-славянофила Алексея Хомякова. Интеллектуальная жилка в семье передавалась по наследству: родной брат Тамары Лев Карсавин был историком-медиевистом и самобытным мыслителем, за что вместе с другими умными людьми в 1922 году большевики выслали его из России на знаменитом «философском пароходе». Брат и сестра были дружны, Лев звал Тамару «знаменитой добродетельной сестрой», а она его – «молодым мудрецом».

Дебютировав в Мариинском театре, Карсавина быстро нажила себе и могущественного друга (Матильду Кшесинскую), и злопамятного врага (Анну Павлову).

Матильда Кшесинская сама предложила ей покровительство («если кто обидит, скажи»), а происки врагини, не называя ее по имени, Карсавина позднее описала в своей мемуарной книге «Театральная улица», где рассказала, как однажды ревнивая соперница с криками набросилась на начинающую балерину за кулисами, обвинив ее сценический костюм в «нескромности».

Балерина Карсавина не захватывала ни виртуозным шиком, как Кшесинская, ни флюидами «плачущего духа», как Спесивцева, ни трагической пронзительностью, как Павлова. Тамаре были чужды яркие локальные краски, она пленяла нюансами, мягкими переходами одного пластического состояния в другое.

Изображение

В описаниях карсавинских выступлений подчеркивается ее мимический талант, употребляются слова «неуловимая грация», расхваливаются красивые ступни, стройные ноги и высокий от природы прыжок. Парижский рецензент писал, что на сцене «Карсавина похожа на танцующее пламя, в свете и тенях которого обитает томная нега... ее танцы – это нежнейшие тона и рисунок воздушной пастели».

Тамара Карсавина была преданной соратницей основателя «Русских сезонов», его первого хореографа Михаила Фокина и прочих дягилевских деятелей, большую часть которых вначале составляли мирискусники. «Таточка стала одной из нас», – писал Александр Бенуа. В то время как Кшесинская, невзлюбив Дягилева, ставила ему палки в колеса, используя свои связи при дворе, а Павлова, потанцевав у того же Дягилева на первых порах, позже решительно отказалась делить успех с другими звездами.

Исполнив Армиду в «Павильоне Армиды», Коломбину в «Карнавале», девушку из эпохи романтизма в «Видении розы» и Жар-птицу в одноименном балете, Карсавина навсегда вписала свое имя в историю модерна с его «виньеточной» культурой и избытком декоративной изобразительности. Станцевав Куклу в «Петрушке» (как и многие другие роли – в паре с Нижинским), она вызвала к жизни позднейшие мемуарные вздохи автора хореографии – Фокина: «Я видел много Кукол в этом балете, и все они были хуже первой. Я задавал себе вопрос: «Отчего они не могут танцевать, как Карсавина? Это так просто. Но... не выходило».

Франция ее обожала, а вслед за Парижем полюбила вся Европа. Спектакли с Карсавиной посещали Роден, Сен-Санс, Кокто и главные герои светской хроники. Марсель Пруст, срисовавший героев своей эпопеи с великосветских завсегдатаев «Русских сезонов», после приемов часто отвозил балерину в отель на автомобиле. Не успел ее поклонник на спектакле в Лондоне крикнуть «Карсавина!», как «раздался рев галерки, словно грохот отдаленной пушки, и театр аплодировал двадцать минут».

В 1913 году Карсавина свернула европейские гастроли с Дягилевым и больше стала выступать в Мариинском театре. Здесь она с головой окунулась в классический репертуар, станцевав «Жизель», «Лебединое озеро», «Раймонду», «Щелкунчик» и «Спящую красавицу».

Рецензенты, как правило, восхищались ею, но не всегда: время от времени писали о недостатке техники и даже о некоторой сценической вялости, не забывая, впрочем, отметить артистизм. На родине ее экзотическое лицо тоже «любили принцы и поэты» – Карсавина позировала Баксту, Добужинскому, Серову, Судейкину и Серебряковой. Ей посвящали стихи Михаил Кузьмин («Вы Коломбина, Саломея, вы каждый раз уже не та…») и Анна Ахматова («Как песню, слагаешь ты легкий танец…»).

Изображение

Поэты, как и Карсавина, много лет посещали кабаре «Бродячая собака», где, по уверениям некоторых мемуаристов, разгоряченная Тамара иной раз танцевала на столе, а аплодировать ей могли практически все значительные завсегдатаи «Собаки»: от Северянина, Мандельштама и Гумилева до Прокофьева, Маяковского и Мейерхольда.

За Карсавиной ухаживал знаменитый питерский донжуан Карл Маннергейм (тот самый государственный деятель Финляндии, что построил линию Маннергейма, в начале века он был офицером царской армии). Ею безумно увлекся лейб-медик двора Сергей Боткин, позабыв ради Тамары жену, дочь основателя галереи Павла Михайловича Третьякова. Хореограф Фокин три раза делал ей предложение, получая отказ.

С другой стороны, есть свидетельства, что интеллектуальность и начитанность Тамары, небывалые для балерины и женщины тех лет, периодически отпугивали потенциальных поклонников. В результате Карсавина вышла замуж за небогатого дворянина Василия Мухина, пленившего ее добротой, знанием музыки и страстью к балету.

Брак длился до тех пор, пока в 1913 году балерина не пришла на прием в посольство Великобритании. Там она познакомилась с Генри Брюсом, начальником канцелярии посольства в Петербурге. Брюс влюбился отчаянно, увел Тамару из семьи, она родила ему сына Никиту и в 1915 году стала женой британского дипломата. Они прожили вместе более тридцати лет. Впоследствии Брюс, как он в конце жизни написал в мемуарной книге «Тридцать дюжин лун», досрочно прервал дипломатическую карьеру ради триумфов любимой жены: «Несмотря на эгоизм, свойственный мужчинам вообще, у меня не было никаких амбиций, кроме желания находиться в тени Тамары».

В 33 года Карсавина в последний раз станцевала в Мариинском театре, выйдя на сцену в «Баядерке». С мужем и маленьким сыном в 1918 году прима императорского балета навсегда оставила родину, о которой впоследствии писала: «Россия – дикая страна большой культуры и поразительного невежества».

Она прожила 93 года, что, если верить астрологам, вполне естественно для женщины, родившейся в марте 1885 года (гороскоп Карсавиной указывает на «расположение многих планет в Рыбах, стихии воды», а это признак долголетия). Вторую половину жизни Тамара провела в Лондоне, периодически выезжая на континент – то к Дягилеву, с которым возобновила активные творческие контакты, то сопровождая мужа в дипломатических поездках.

Изображение

В 39 лет она выступила в театре Ла Скала, два года танцевала в британской труппе «Балле Рамбер» и от души полюбила Англию, хотя не без иронии отмечала особенности островной психологии. О британцах говорила: в глубине души они всегда бывают несколько удивлены, когда обнаруживают, что иноплеменники пользуются ножами и вилками, как и они сами.

В эмиграции Карсавина возобновляла балеты Фокина, учила приму английского балета Марго Фонтейн танцевать Жар-птицу, служила вице-президентом Королевской академии танца, разрабатывала новый метод записи танцев и консультировала балетмейстера Фредерика Аштона по поводу того, как выглядел в Мариинском театре ее любимый балет «Тщетная предосторожность». (Версия Аштона сейчас идет на сцене Большого театра.)

Карсавина написала мемуары, в которых подробно вспоминает о детстве, проведенном в Императорском балетном училище на улице Росси, о Мариинском театре и о первых годах с Дягилевым. Первое издание ее книги «Театральная улица» вышло в Англии в 1930 году, предисловие написал знаменитый писатель Джеймс Барри (автор «Питера Пэна»). Есть русский перевод 1971 года, в нем, естественно, изъяты воспоминания о революции, когда Карсавина описывает мытарства отъезда в эмиграцию.

Ее семья пробиралась на север, в Мурманск, к английским пароходам, успев на пристань за несколько минут до отхода последнего британского крейсера «Вивисбрук» и с замиранием сердца въезжая в попадавшиеся на пути деревни – а кто там: белые или красные? Для первых был припасен дипломатический паспорт мужа, для вторых – подорожная, подписанная красным наркомом Чичериным.

Знаменитая балерина умерла в 1978 году, надолго пережив брата, жизнь которого окончилась трагически. Лев Карсавин много лет жил в Литве, где был профессором университета. После присоединения Прибалтики к СССР «религиозный идеалист» был снят с должности, в 1949 году арестован за антисталинские высказывания и умер от туберкулеза в лагере.

...Ахматова мечтала, чтобы по «Поэме без героя» был поставлен балет. Тамара Карсавина, подруга ее молодости, наверняка была среди тех, кто грезился Анне Андреевне на роль главной героини.


04 мар 2005, 14:12
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://www.russian-bazaar.com/cgi-bin/r ... iation.0.6

Русский базар
№ 14 (467) 31 марта - 6 апреля 2005

ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА ВАЛЕНТИНЫ СИМУКОВОЙ

Изображение


В истории русского балета ХХ века есть ряд трагических судеб. К ним относятся и две судьбы молодых русских танцовщиц, погибших даже не в расцвете лет, а не успев расцвести: в 1924 году утонула при невыясненных обстоятельствах Лидия Иванова, в 1967 году умерла ученица Ленинградского хореографического училища имени А.Я. Вагановой Валентина Симукова, на которую уже в школе смотрели как на будущую звезду русского балета. Официальный диагноз был: корь. Корь! Детская болезнь, которую тогда уже лечили. Так что же случилось с Валей Симуковой? Симукова должна была бы принадлежать к тому «звездному» поколению танцовщиков, которые пришли на сцену в конце 50-х — начале 60-х годов в период краткого (и насильственно прерванного) расцвета ленинградского балета: Алла Сизова, Наталья Макарова, Юрий Соловьев, Никита Долгушин, Рудольф Нуреев, Вадим Гуляев, Михаил Барышников. Талант почти всех этих танцовщиков на сцене Кировского театра не достиг своего полного расцвета. Мы не знаем, как сложилась бы судьба Симуковой, поскольку судьба этой девочки собственно даже не началась.
Я помню Валю Симукову по ее выступлению в Кировском театре в балете «Дон Кихот» (главные роли танцевали Инна Зубковская и Святослав Кузнецов). Симукова обладала красивыми пропорциями тела. Особенно я запомнила ее в позе «экарте а ла секонд»: тело танцовщицы развернуто по диагонали, нога поднята в сторону. Ногу Симукова поднимала высоко, а стопа с высоким «романтическим» подъемом придавала особую законченность и красоту всем ее движениям, всем линиям ее талантливого тела?. Она была очень поэтична на сцене, она была рождена танцевать.
По воспоминаниям художницы Зои Лымарь-Красновской, которая тогда училась в Ленинградском хореографическом училище имени А.Я. Вагановой на год младше Симуковой, Валя была тихая, приветливая девочка, соученицы ее любили. В школе на улице Зодчего Росси репетиционный зал с высоким потолком внутри окружен балконом как бы на уровне второго этажа. Зоя вспоминает, что когда репетировала Симукова, свободные от занятий ученики разных классов собирались посмотреть на нее: Валя была особенной, и это было сразу видно. Бросалась в глаза ее хрупкость и деликатность сложения. Именно эта хрупкость послужила почвой для трагедии.
Федор Лопухов (личность в русской истории балета не только уникальная, но и с трагической судьбой) писал о Симуковой уже после ее смерти: «Школа на улице Росси да и все балетные труппы Ленинграда были поражены ее могучим талантом. Но, восторгаясь талантом, педагоги школы по недальновидности не применили к этой девочке особой осторожности. Напротив, огромная нагрузка, общая для всех в школе, для нее была еще усилена. А во внешности этой девушки даже мне, хореографу, а не врачу, была видна особая нежность, хрупкость структуры. Я не могу поставить случившееся в вину педагогам. Но убежден, что организм не смог бороться с корью, недугом, отнюдь не всегда смертельным, потому что был ослаблен непосильной нагрузкой, (Федор Лопухов «Хореографические откровенности», Москва, 1967 год, стр. 167)
Любитель балета, постоянный зритель ленинградских спектаклей того времени Дмитрий Черкасский в изданных им воспоминаниях пишет: «...не исключено, что нетерпеливый педагог не рассчитал нагрузку талантливой ученицы...» («Записки балетомана», Москва, 1994 год, стр.143).
Я понимаю деликатность высказываний Лопухова: трудно бросать в лицо педагогам страшное обвинение, понимаю нежелание обвинить их впрямую в смерти девочки. Но сегодня, по прошествии стольких лет, пора все-таки рассказать эту историю с большей определенностью. Не было этих безликих «педагогов», судьбой Симуковой распоряжался один «нетерпеливый педагог» - Наталья Дудинская. Естественно, она не предвидела трагической развязки. Дудинскую интересовала только одна судьба и одна слава — ее собственная. Поэтому и судьба ученицы интересовала ее только в связи с собственной судьбой. Покинув сцену, Дудинская начала преподавать в Хореографическом училище. «Конечно, чтобы стать выдающимся педагогом, надо иметь педагогический талант. Дудинская им не обладала», — справедливо замечает Черкасский. Но зато она обладала гениальным умением организовывать видимость славы и успеха. Став педагогом, она начала отбирать в свой класс (она преподавала в последних классах школы) наиболее талантливых учениц. Дудинская ошибочно считала, что талант ученицы — свидетельство ее таланта педагога. Школа не создает таланты. Если бы мать Михаила Барышникова не привела его в балетную школу, никакой великий педагог не создал бы гениального танцовщика из другого, посредственно одаренного. Педагоги только обучают и шлифуют талант. Как писал Лопухов в той же книге: «Бывает, что педагог не выдерживает искушения прихвастнуть тем, что подающая надежды танцовщица — его ученица... Кстати, ни Легат, ни Ваганова никогда не щеголяли фразой «мой ученик», «моя ученица». Я, по крайней мере, ничего подобного из их уст не слышал. Не хочу как-либо обидеть так называемых последователей Вагановой... В их работе нет злого умысла, но, увлекаясь дарованием ученика, они переоценивают его физические возможности или просто не задумываются о них, меряя по собственной мерке... Нагрузка, которую могла выдержать Дудинская, оказалась бы вредной для многих других людей». Эта усиленная нагрузка как раз и сыграла роковую роль в судьбе Симуковой. Дудинская не стала осторожно и внимательно развивать талант ученицы, но , как неопытный садовод, насильственно раньше времени начала разворачивать лепестки этого экзотического бутона.
Дудинская дала Симуковой танцевать балеринскую партию в акте «Теней» из «Баядерки» на школьном концерте во время гастролей ленинградского Хореографического училища в Москве, когда ей было всего 16 лет. В театре рассказывали, что Лопухов сидел на генеральной репетиции этого концерта в Кировском театре. Он был изумлен талантом исполнительницы балеринской партии и спросил у сидящего рядом артиста: «Кто это?» Услышав, что танцует шестнадцатилетняя ученица школы, Лопухов довольно громко выразил свое негодование: «Кто этот преступник, который дал девочке танцевать такую сложную партию?» Затем Дудинская стала занимать Симукову в балетах Кировского театра.
Все эти работы сверх школьной программы и привели к увеличению физической нагрузки, о которой писал Лопухов, а ряд трагических обстоятельств - к трагической развязке. Я не помню, танцевала Симукова роль Принцессы Флорины в «Спящей красавице» на сцене Кировского театра или нет, но ее решили заснять в этом дуэте для телевизионной программы. Была ли она уже больна или, как вспоминает Лымарь-Красновская, она заболела после съемки, но нужно было доснять какую-то часть дуэта, словом, факт остается фактом: Дудинская отправила больную девочку с температурой 39 градусов по Цельсию на съемку, причем съемка происходила ночью.
Дома тоже все сложилось неблагополучно. Мама девочки уехала в деревню на похороны кого-то из своей родни. Дома был только отец, который целый день находился на работе и не сразу обратил внимание на то, что дочь больна (?!) В школе только через три дня спохватились, что девочка не ходит в школу. Три дня Валя лежала с высокой температурой одна дома. Кто первым вызвал врача - не знаю. Возможно, отец, возможно, позвонили из школы, возможно, вернулась мать. Словом, только через три дня Валю отправили в больницу «Боткинские бараки», где лечили больных с заразными болезнями: у девочки нашли корь. В палате мест не было, и Валя лежала в коридоре, где ее еще и продуло. Тут уже Дудинская забеспокоилась, достала заграницей какое-то нужное лекарство. Но было уже поздно: Валя Симукова умерла даже не от кори, а от воспаления мозга, который развился в результате запущенной болезни. Ослабленный организм не справился.
Лымарь-Красновская вспоминает, что гроб с телом Симуковой был выставлен в главном репетиционном зале, ученики и педагоги приходили прощаться с девочкой. Симукову похоронили на Богословском кладбище, смерть девочки всех потрясла. Дудинская поставила на могиле памятник, который выполнил известный советский скульптор Янсон-Манизер: мраморная стела с контуром танцовщицы в арабеске. В городе история Симуковой получила широкую огласку. Педагог посмертно постаралась загладить свои вины, «вольныя и невольныя» перед общественностью и, вероятно, перед самой собой...
От короткой жизни Вали Симуковой осталось, кажется, кроме моей, которую я сохранила, еще несколько фотографий, сделанных фотографом Училища. В 1967 году в Англии вышла книга Ольги Спесивцевой: «Техника балетного артиста». Редактор Джоан Лоусон привезла рукопись в Ленинград и показала Дудинской, та предложила в качестве модели для иллюстраций свою ученицу — Симукову (по свидетельству критика Вадима Гаевского в его статье «Возможность», напечатанной в газете Мариинского театра №№ 2-3 за 2003 год). Но фотографии девочки, снятые в классе, к сожалению, не передают очарования ее таланта.
А что же стало с той роковой ночной съемкой дуэта из «Спящей красавицы»? Гаевский приводит в своей статье воспоминания Анны Нехендзи, хранительницы Театрального музея, которая присутствовала на съемке. По словам Анны, она слышала, что пленку уничтожили, «смыли», потому что значения ей не придавали, а хранить было негде. Что я могу еще добавить к этой истории?

Фото автора


02 апр 2005, 00:33
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://www.kultura-portal.ru/tree/cultp ... _id=620892

№12 (7471)
31 марта - 6 апреля 2005г.


Лебединая песня длиною в жизнь

Изображение
А.Павлова. Петербург, 1905 г.

"Она не танцевала - а просто летала по воздуху" - так сто лет назад петербургская газета "Слово" написала о величайшей балерине прошлого века Анне Павловой. Она прославила русский балет по всему миру, превратившись в легенду еще при жизни. Каждое выступление балерины, каждый ее танец пробуждал в душах зрителей целый мир мыслей, эмоций - и радостных, и горестных, но всегда поэтичных и возвышенных. Имя Анны Павловой до сих пор обладает огромной притягательной силой. Это имя стало для всех людей на земле символом прекрасного, вдохновенного искусства танца, которому великая балерина отдала свою недолгую, но блистательную жизнь до самого последнего дня.

Когда в маленьком домике на окраине Петербурга у бедной прачки Любови Федоровны Павловой родилась желанная дочь, никто не верил, что она выживет. Думали, что сразу к Богу отправится безгрешная душа. Никто не знал, что ее ожидало совсем иное предназначение. Худенькому, слабому заморышу, укутанному в вату, предстояло стать звездой и легендой, божественной Анной, олицетворять собой русский балет, а может быть, и искусство балета вообще. Правда, опасения за ее здоровье преследовали Нюрочку всю жизнь, и к тому были основания. Хрупкая, нежная, миниатюрная - в чем душа держится. Длинные стройные ножки с необыкновенно высоким подъемом, гибкая шейка, а талия того гляди переломится. Вся воздушная, вот-вот улетит. Не то что вошедшие тогда в моду приземистые, плотные, мускулистые фигуры итальянок-виртуозок, щеголявших невиданными, почти акробатическими трюками. Ей назначали усиленное питание, пичкали три раза в день ненавистным рыбьим жиром - самым популярным лечебным средством в балетной школе на Театральной улице. И она терпела, потому что хотела танцевать, и не просто танцевать, а быть лучшей.

Изображение
А.Павлова и В.Нижинский в сцене из спектакля "Павильон Армиды". 1907 г.

"Я буду танцевать, как принцесса Аврора", - твердо заявила маме восьмилетняя девочка, возвращаясь домой после впервые в жизни увиденного спектакля в Мариинском театре. Вот чего выдумала. Что за фантазия? Ни о каком балете и речь никогда не шла. У Любови Федоровны дрожали руки, когда она наряжала Нюрочку на экзамен в балетное училище (все-таки добилась своего, упрямица), - строгое темное платье, бусы из фальшивого жемчуга, новые туфельки, - приглаживала голову лампадным маслом, чтобы волосок к волоску... Боялась, что не примут такую слабенькую, невзрачную. Приняли. Павел Андреевич Гердт, красавец, царственный премьер Мариинки, Принц Дезире из той самой "Спящей красавицы", настоял. Разглядел что-то такое особенное в невысокой девочке с живыми карими глазами.

Имя этому особенному было - гений.

Загадку гения попытался разгадать, прекрасное мгновенье попытался остановить замечательный художник Валентин Серов, одним вдохновенным штрихом передав, навеки запечатлев воздушный и царственный павловский арабеск на плакате для первого Русского балетного сезона в Париже.

"На танец я всегда пыталась накинуть воздушное покрывало поэзии", - говорила она о себе. И это ей удавалось в полной мере.

Изображение
"Русский танец". 1910 г.

Павлова обладала способностью превращать в золото все, к чему прикасалась. Любая хореография в ее исполнении становилась шедевром. Балерина была настолько индивидуальна, что не нуждалась в антураже. Она была одержима танцем. Им одним. Ей было все равно, где танцевать, лишь бы танцевать, танцевать везде, танцевать там, где до нее о классическом балете и представления не имели. Ей предстояло сыграть свою историческую роль, и потому так трепетали ее озаренная пылкая душа и ее чуткие лебединые руки. Она ощущала тайный жар и волнующий зов возложенной на нее свыше особенной миссии и не смела противиться влекущему лику судьбы, и, может быть, поэтому она презрела устоявшийся покой императорского театра - он казался ей ненужной роскошью - и отправилась в многолетние странствия по миру, странствия, конец которым положит только ее внезапная смерть.

Изображение
А.Павлова. Лондон, 1910-е гг.

Павлова ушла из Мариинского театра, где проработала в общей сложности четырнадцать лет, ушла от Фокина, с которым вместе училась и с которым очень дружила, ушла от Дягилева, несмотря на триумфы Русских сезонов, потрясшие Париж... Она не могла усидеть на месте. Наверное, так было написано на звездных скрижалях. Павлова была сама по себе. Она была избранницей. Ей был предначертан особый путь, и не следовать ему она просто не могла. Она не спорила с судьбой, а, предвидя обретения и беды, покорно склоняла голову и плыла ей навстречу легкими, как сон, скользящими па де бурре, и складывала оттрепетавшие руки длинным замирающим жестом. Пересекая континенты и океаны, она становилась богиней танца и на прославленной академической сцене, и на подмостках лондонского мюзик-холла, где в очередь с ней выступали дрессированные собачки и сверкающие механической выучкой и одинаковыми улыбками герлс, и в сарае для стрижки овец в Австралии, и на арене для боя быков в Мексике перед двадцатипятитысячной аудиторией. Сколько раз ей приходилось танцевать буквально на пятачке, и этого потрясающего зрелища нельзя было забыть. Индия сменяла Японию, Панама - Францию, Америка - Скандинавию... Гналась ли она за славой? Вряд ли. Ведь она уже была знаменитой. "Видели ли Вы Анну Павлову?" - эти слова стали употреблять вместо приветствия. Хотела ли она денег? Не секрет, что зарубежные гонорары Павловой во много раз превышали размер ее жалованья - и притом немалого - прима-балерины императорской сцены. В шутку она говорила, что в Америке каждое ее движение стоило доллар. Да, деньги были ей нужны, но в основном для того, чтобы помогать другим. Сама она никогда не роскошествовала и для артистки ее уровня и масштаба вела довольно скромный образ жизни. Она искала свободы, независимости и возможности танцевать то, что хотелось. И еще - как можно больше встреч с публикой. Она очень любила публику - аристократическую и самую простую, и знающую, и неискушенную. Павлова передвигалась всеми видами транспорта. Как легка была она на подъем! Нет, не гастролерша - невозможно назвать ее таким обыденным словом, но артистка в движении, подвижная балерина, великая подвижница. Ею двигала не только охота к перемене мест, но вечная страсть к новому. Не останавливаться. Двигаться дальше в искусстве и в себе самой. Она всегда была выше - выше слабости, выше ситуации, выше бульварных сплетен, слухов и кривотолков, выше обычных земных измерений и тяготений. Ничто ее не смущало, ничто не отвлекало от главного, ради чего она явилась в этот мир.

Анна Павлова была балериной божественных моментов. "Счастье - мотылек, который чарует на миг и улетает", - говорила она. Мимолетное счастье. Исчезающая красота. Ослепительный миг. Да разве не им одним испокон века жив театр, разве не для него одного живет человек? "Лебедь", "Бабочка", "Стрекоза", "Калифорнийский мак" - немеркнущие павловские шедевры. Знаменитый "Лебедь" или, как стали говорить потом, "Умирающий лебедь", был поставлен для нее Михаилом Фокиным очень быстро, на одном дыхании, чуть ли не за один день. Фокин тогда учился игре на мандолине, разучивал "Лебедя" Сен-Санса. А что, если создать номер на эту музыку? Кто нашептал ему такое решение? Миг наития, определивший судьбу. Миниатюра, предназначенная для исполнения в благотворительном концерте, стала знаковой, культовой для мирового балета двадцатого века и обессмертила Павлову. Или это Павлова обессмертила "Лебедя"?

Одни балерины, возможно, превосходили ее красотой, хотя и она была красива. Другие - мастерством исполнения отдельных элементов. Но по способности возвести танец в ранг общечеловеческих ценностей равных ей не было. Владимир Иванович Немирович-Данченко признавался, что именно благодаря Анне Павловой у него был период - и довольно длительный - когда он считал балет самым высоким искусством из всех присущих человечеству, абстрактным, как музыка, возбуждающим в нем целый ряд самых высоких и глубоких мыслей - поэтических, философских. Мечтою многих поколений, мечтою о красоте, о радости движения, о прелести одухотворенного танца назвал Павлову ее друг и партнер Фокин. Ее полет был действительно исполнен душой. Пушкинская формула пришлась здесь как нельзя более кстати. "Секрет моей популярности - в искренности моего искусства", - не раз повторяла Павлова. И была права.

Впервые появившись перед петербургской публикой в 1899 году, она сразу обратила на себя всеобщее внимание. В "маленькой Павловой", как ее стали называть поклонники, светилась большая, великая актриса, и не заметить этого, не подпасть под ее чары было невозможно. В танце она умела и грустить, и пылать в экстазе. Ей было подвластно все. Она обладала удивительным даром перевоплощения. Она могла и растрогать до слез, и свести с ума. О, это была и глубоко меланхоличная, и очень темпераментная балерина! Балетной Испанией Павлова владела по праву, накручивая вихревые пируэты, взвиваясь в искрометных прыжках, сверкая и переливаясь всеми жгучими и солнечными андалузскими красками. Словом, воздух и шампанское, по меткому выражению современника, очарованного ее Китри, королевой испанских площадей. И царицей ночи она была, и печальным призраком, вдохновенно танцуя "Ночь" на музыку Рубинштейна и грустную Жизель, не пережившую крушения надежд.

Павлова искренне считала, что настоящая артистка должна пожертвовать всем ради искусства и не требовать от жизни тихих семейных радостей. И она жертвовала, не размениваясь на романы и увлечения. А на тихие радости изначально рассчитывать не приходилось. Какие уж тут радости, когда с детства и на всю жизнь избран каторжный труд - по двенадцать часов у станка, если спектакля нет, и по шесть - если есть, когда на гастролях иной раз нужно танцевать по четырнадцать номеров в день. Не убежденная в своем праве на личную жизнь, Павлова все же вышла замуж, правда, венчалась тайно и не раз подчеркивала, что на такой шаг решилась "из уважения к своим английским друзьям". Мужем и бессменным импресарио Павловой стал Виктор Дандре, обрусевший потомок французского аристократического рода, чиновник Первого департамента сената, человек очень образованный, импозантно выглядевший и к тому же очень богатый. Он буквально обожал Анну, ничего не требуя взамен. Он не мыслил без нее жизни. В Петербурге на Итальянской улице он подарил ей роскошную квартиру с репетиционным залом для занятий и надеялся, что она когда-нибудь его туда впустит. Но Анна Павловна избегала поспешных решений. На его предложение руки и сердца она сначала ответила отказом и уехала за границу. Существует театральная легенда, согласно которой известная в Петербурге престарелая графиня Бенкендорф, любившая выступать в роли прорицательницы, этакой Кассандры на русский манер, и часто захаживавшая в балет, предсказала, что свою любовь Анечка Павлова найдет через тюрьму. Это звучало дико и непонятно, а на деле все вышло очень даже похоже. Павлова была на гастролях, когда из России пришло известие об аресте Виктора по делу о растрате казенных средств. Вот она - и тюрьма, и любовь! Ее реакция была незамедлительной - она приехала в Петербург, внесла, не афишируя этого, необходимый залог, под который Виктора отпустили, и увезла его с собой в Европу от греха подальше. С тех пор они были вместе. В Англии его стараниями был оборудован комфортабельный особняк - Айви Хауз, дом в плюще, где русские слуги подавали на обед щи и гречневую кашу, а в великолепном парке на озере жили белые лебеди с подрезанными крыльями. Обняв длинную белоснежную шею своего пернатого любимца, Анна Павлова смотрит на нас со старой фотографии. Лебедь с берегов Невы, нашедший временное пристанище за туманами Альбиона. Говорят, что в вольерах парка содержалось множество птиц со всех концов света, но они не приживались в неволе и погибали. Тогда их заменяли новыми... А где больше всего хотела жить она, перелетная птица, странствующая балерина, до конца остававшаяся русской во всем? "Где-нибудь в России", - неизменно отвечала Павлова, но это ее желание так и оставалось невозможной мечтой. И это было единственным, чего не мог сделать для нее Дандре, делавший абсолютно все, - он окружал Анну неусыпным вниманием и нежной заботой, исполнял прихоти, вел финансовые дела ее маленькой балетной труппы, составлял выгодные контракты, утверждал маршруты поездок и программы концертов. Она могла позволить себе повысить на него голос и затеять скандал на людях, тут же извиниться, быть милой и простой, а через минуту - властной и капризной. Он терпел все, чтобы оставаться с ней рядом. Ему удалось стать для нее незаменимым. Любила ли его Павлова? Наверное, любила. Но балет она все-таки любила больше.

Она часто болела, как тогда говорили, инфлуэнцией, но и с высокой температурой, в ознобе и лихорадке, не отказывалась от спектаклей. Перекрестившись - креститься и молиться перед иконами ее в детстве научила мать, - Анна выходила на сцену несмотря ни на что: ни на малокровие, от которого кружилась голова, ни на участившиеся нервные расстройства. Она была выдержанной и стойкой. Балерина и оловянный солдатик в одном лице. Как-то в начале своей карьеры в Мариинке, исполняя вариацию, она, юная и неопытная, налетела на суфлерскую будку и упала. Но тут же вскочила и с редким достоинством и самообладанием повторила пируэт сначала. И зал оценил мужество дебютантки, наградив ее бурными аплодисментами. Павлова не любила жаловаться и всегда брала ответственность на себя. Но тот спектакль в Гааге в январе 1931 года впервые за много лет пришлось отменить. Никто не верил, что балерина настолько больна, что не может танцевать. Простудившись по дороге с Французской Ривьеры, Павлова оказалась в сырой и холодной атмосфере Голландии, и это ухудшило ее состояние. Сколько раз все, слава богу, обходилось благополучно. На этот раз не обошлось, несмотря на все усилия врачей, круглосуточно дежуривших у ее постели. Она уходила на глазах, то ненадолго возвращаясь в сознание, то вновь проваливаясь в забытье. И наверное, для нее это был лучший выход, тот самый, на который она втайне надеялась и о котором молила про себя милостивую Заступницу Небесную: покинуть жизнь раньше, чем сцену.

"Приготовьте мой костюм Лебедя" - вот и все, о чем она попросила на пороге вечности.

Елена ЕРОФЕЕВА-ЛИТВИНСКАЯ


06 апр 2005, 23:22
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://nanevskom.ru/page/43/product/113/

Петербург
На Невском
февраль 2005

Жить,жить,жить!

Любовь Мясникова - ученый-физик, с юности дружила с Рудольфом Нуреевым. Мы встретились у нее дома. Перебирая фотографии, на которых увековечен мир Нуреева, Любовь Петровна говорила о своей дружбе с этим великим, всемирно известным танцовщиком, ушедшим из жизни 12 лет назад…

Изображение

-- Рудик, так называли его друзья, появился в хореографическом училище в конце 50-х годов, он приехал в Ленинград из Уфы... Поначалу он был одинок и беден - какое-то продуваемое всеми ветрами пальтецо, из теплых вещей - один шарфик. Но потом его неуемная натура, обаяние, страстное желание приобщиться к культуре столичного города стали невольно привлекать к нему людей, а его неприкаянность и убогость существования вызывали у них желание заботиться о нем. Очень скоро Рудик стал своим в нашей большой дружной семье Давиденковых-Романковых. Мама относилась к нему как к сыну, а я и мой брат-близнец Леонид, бывшие тогда студентами Политехнического института, очень с ним подружились. И дружили всю жизнь, хотя в течение 28 лет, после того как в 61-м году Рудик остался на Западе, наше общение с ним ограничивалось лишь редкими секретными письменными контактами и телефонными разговорами через третьих лиц.

Наконец, после перестройки, мы снова смогли встречаться. В 90-м году мы с братом уже гостили у Рудика в Париже. У него была квартира на набережной Вольтера, как раз напротив Лувра. Все стены от пола до потолка были увешаны картинами художников XIX века с изображением обнаженных мужских фигур, а на изящных антикварных столиках стояла мелкая пластика - юноши, кентавры, боги... Рудик любил сам ходить по антикварным салонам и отбирать, что ему понравилось. Удивительно: родившись в семье военного политрука и домохозяйки, не имеющий специального художественного образования, он обладал тонким, безупречным вкусом.
К тому времени он был уже главным балетмейстером парижской Гранд Опера. Однажды мы побывали у него утром на уроке, а днем -- на репетиции балета "Видение Розы". Запомнилась его фантастическая упоенность работой над танцем.

Изображение

Как-то я была на международной научной конференции в Калифорнии и домой летела через Нью-Йорк, где в это время жил и работал Рудик. Мы заранее созвонились и договорились о встрече. Когда встретились, он спросил: "Люба, ты не возражаешь, если мы вечером пойдем в гости к Джеки?" Имелась в виду Жаклин Кеннеди. Я, естественно, не возражала. Рудик пригласил с собой своего приятеля искусствоведа, в прошлом также танцовщика, Роберта Мерфи, а после ужина дома у Жаклин мы все вместе отправились на балет. Здесь, на снимке, мы в фойе театра. Жаклин была интеллигентно проста, доброжелательна, все время улыбалась, но, прощаясь с ней, я неожиданно почувствовала, какая у нее вялая теплая ладонь. Это была рука больного человека, вскоре у Жаклин обнаружили рак.

Изображение

После балета мы поехали к Рудику домой и проговорили всю ночь. Обсуждали его планы на будущее, Рудик говорил о своем увлечении дирижированием, о возможности создать собственный театр в Петербурге... Квартира в Нью-Йорке также была увешана картинами с обнаженными мужскими торсами, стены были обтянуты китайским шелком. В остальном дизайн был скромен. Если в Париже были диван с множеством обтянутых разноцветными шелковыми тканями подушек, мебель из карельской березы, покрытый нефритовой столешницей обеденный стол, то здесь главное, что мне запомнилось, вот эта висящая в столовой роскошная, купленная Рудиком во Флоренции, люстра.

Изображение

В последний раз Рудик был у нас на Чайковской в последний в его жизни день рождения, 17 марта. Перед этим на гастролях в Казани он простудился, у него была температура под 40, он был очень слаб, но держался мужественно. Каждые пять минут звонил телефон -- со всего мира звонили друзья и поклонники и поздравляли его. Видно было, что он очень этим горд. Только под конец вечера вдруг вышел из-за стола и лег на диванчик в передней. Я старалась быть веселой, делала вид, что ничего не замечаю… Еще в первый его приезд после 28-летней разлуки моя мама спросила его: "Рудик! У вас есть все: гениальное мастерство, слава, почет, богатство. О чем вам еще мечтать?! Чего вы еще хотите?" "Жить! Жить! Жить!" -- страстно ответил Рудик. Тогда мы и представить себе не могли, что он смертельно болен. Теперь, в последний его приезд, мы знали это почти наверняка -- моя сестра Марина, врач по профессии, сказала мне: у Рудика СПИД, я вижу это по его лицу...

Изображение

Это остров, который Рудик купил в свое время в Италии у сыновей танцовщика дягилевской труппы Леонида Мясина. Остров под названием Ля Галли -- до него от Капри плыть на катере минут 45 -- был маленький, почти весь из одной скалы, наверху вилла, к который надо было подниматься по каменным ступеням. В доме было просторно, только стол, стул, телевизор. И еще старинная медная ванна, которую Рудик специально привез на остров, не признавая современных эмалированных. Рядом с виллой было еще два домика: в одном жили мы с мужем, в другом была студия, где можно было устраивать репетиции и танц- классы… Конечно, Рудик был богат, окружал себя роскошью, но ведь все это он заработал своим талантом, трудясь по 12 часов в день и позволяя себе отдыхать всего лишь шесть дней в году. Он даже не в состоянии был полностью воспользоваться плодами своего труда, и тот же Галли редко видел своего хозяина. Когда же Рудик с гордостью показывал мне свой остров, рассказывая заодно о своих новых приобретениях для квартир, о дружбе со знаменитостями, в этом явно слышалось: "А помнишь, каким я когда-то приходил к вам бедным провинциальным мальчиком?!"

Изображение

Это мы с мужем у Рудика на Галли во время отпуска в августе 92-го. На Средиземноморье постоянная жара, и мы практически жили вне дома. Вот на этом снимке мы ужинаем перед виллой. Не помню, что было в тот раз на столе, но обычно избалованный деликатесами Рудик просил меня приготовить борщ и картошку с котлетами. При этом любил всякие итальянские пасты. Пил сухое вино, за которым мы с мужем отправлялись на катере в Сорренто… У стола стоит собака Сара, которую привез с собой на остров верный друг Рудика, киносценарист, а ныне архивариус Нуреевского фонда, Уоллес Поттс, вот он на переднем плане, второй слева… Вечерами над морем было удивительное освещение, -- на снимке это видно… Кстати, в воде у берега можно было напороться на колючих морских ежей, и обычно утром, перед тем как Рудик, для которого его ноги были - все, шел купаться, муж, надев маску, вылавливал их… Рудик -- вот он, крайний справа, -- очень плохо себя чувствовал, все время покрывался холодным потом, за ночь по нескольку раз менял белье, и днем мы раскладывали это белье на солнце на каменных низких стенках, отделяющих площадку перед домом от опасной кручи. Видя, что Рудику очень плохо, я как-то спросила его, не стоит ли съездить в Неаполь к врачу. "У тебя что, нет других тем для разговора?" -ответил он. Больше я о враче не заикалась. Зато однажды, когда мы спускались по ступеням к берегу, он вдруг произнес: "Мгновенная смерть…" Я превратила все в шутку: "Это надо еще заработать…"

А через несколько дней он пригласил меня покататься на его скутере. Мы сделали круг вокруг острова, и когда возвращались назад, Рудик вдруг, к моему ужасу, с бешеной скоростью помчался на прибрежную скалу. Тут я вспомнила его слова о мгновенной смерти… Но в последний момент Рудик газ скинул.

Изображение

А это мы с Рудиком у Франко Дзефиррели, его вилла находилась на побережье как раз напротив Галли. Дзефиррели в белом просторном, спасающем от жары одеянии, я держу в руках подаренную им книгу воспоминаний. Помню, Дзефиррели спросил Рудика: "А вы, Рудольф, не собираетесь писать свои мемуары?" На что Рудик ответил: "Я надеюсь, еще рано…" В тот момент я вспомнила его "жить, жить, жить"… Полосатая хлопчатобумажная хламида на Рудике - это подарок Дзефиррели, на голове -- что-то типа чалмы, Рудик вообще любил и носил всякие головные уборы - береты, кепочки, шапочки. Очень любил сабо, на снимке видно: одно его сабо синее, другое -- желтое. Когда я, смеясь, указала ему на это, он ответил: "Это специально, так интереснее". К тому же он любил эпатировать.

Изображение

В конце августа отпуск у нас кончился. Мы с мужем с грустью простились с Рудиком, спустились вниз, сели в катер, поплыли к Неаполю (чтобы оттуда лететь в Петербург), Галли становился все меньше и меньше. Я видела, что Рудик стоит на самой высокой точке острова. У меня сжалось сердце -- такой одинокой казалась его фигура… Я махала ему рукой и думала, что больше его не увижу... Через шесть месяцев, 6 января, Рудика не стало.

Однажды я спросила его, не считает ли он, что классический балет себя исчерпал. "Нет, он вечен, -- ответил Рудольф. -- Но сегодня на его небосводе нет ярких звезд". Сам Рудик знал себе цену. Именно благодаря ему мужской танец на балетной сцене приобрел новое звучание: в то время как раньше танцовщик в балете рассматривался всего лишь как поддержка балерины, Рудик завоевал на сцене право на собственный танец и часто добавлял свои вариации в классические постановки. Будучи не очень высокого роста, он сумел визуально удлинить линию ноги, первым из танцовщиков встав на высокие полупальцы. И поэтому желтые сабо, в которых его запомнили на последних репетициях в Мариинке, он носил прежде всего потому, что в них покойно было его натруженным, деформированным ступням…

Изображение

Итак, Рудика нет… В Париже перед отправкой на аукцион мы складывали вещи в коробки, спешили… Приятельница Рудика, его верный друг Дус Франсуа, в последние минуты сделала на прощанье снимок, поместив на старинном, обитом зеленым бархатом кресле балетные тапки Рудика, его дирижерские палочки и почетные награды, с виду так похожие на какие-то изящные нарядные броши…
Что еще? Музей Нуреева, о котором он писал в своем завещании, так и не создан, принадлежащие ему вещи распроданы на аукционах, в его квартирах живут сегодня новые жильцы, остров тоже кто-то купил, возможно, какие -то нувориши… Но есть ощущение радости и веры, что сам Нуреев, его душа, его бессмертные танцы - с нами, с людьми, которым посчастливилось хоть ненадолго побыть с ним на Земле.

Записала Эмилия Кундышева
Фотографии из домашнего альбома Любови Мясниковой. Печатаются впервые.


15 апр 2005, 23:42
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://www.vesty.spb.ru/modules.php?nam ... e&sid=4853

Вести
№1998
2004-12-04

ПОДРУГА

Изображение

Так ее всегда называли. Подруга самой Галины Улановой. Речь идет о замечательной балерине, актрисе Татьяне Михайловне Вечесловой. Она действительно была закадычной подругой великой Улановой, но разве в этом дело.
Они вместе поступили в хореографическое училище, вместе закончили. Учились у Марии Федоровны Романовой, матери Улановой. Мать Вечесловой Евгения Петровна Снеткова тоже преподавала классический танец, но в младших классах. У нее, в частности, начинал сам Константин Сергеев. Первым значительным спектаклем Улановой было “Лебединое озеро”. Вечеслова танцевала “Карнавал” Шумана. Эти первые названия определили их дальнейшую творческую судьбу. Уланова – Лебедь, Жизель, Мария в “Бахчисарайском фонтане”, Джульетта. Вечеслова – Зарема в том же “Фонтане”, Китри в “Дон-Кихоте”, Эсмеральда, Паскуала в “Лауренсии”. На творческой “территории” Улановой Вечеслова, конечно же, всегда терпела поражение. Уланова никогда не бралась за вечесловские партии. Уверен, что напрасно. Обе танцевали Тао Хоа в “Красном маке”, но в разных постановках. В Ленинграде балет сочинил для Вечесловой Захаров. В Москве Уланова танцевала в постановке Лавровского. Мне больше нравился московский спектакль.

Вечеслова была лучшей из лучших артисток хореокомедии. Лиза в “Тщетной предосторожности”, Паскуала в “Лауренсии”, Нунэ в “Гаяне”, кошечка в “Спящей красавице”, Кривляка в “Золушке”. Органичный юмор, выразительная мимика, тончайшее мастерство мелких движений. У нее был жизнерадостный талант. Каждый спектакль с ее участием был праздником. И вместе с тем в партиях Заремы и особенно Эсмеральды она поднималась до трагических высот. Почему же актриса такого дарования не заняла в отечественном балете положения Галины Улановой, Марины Семеновой, Майи Плисецкой? Я могу ответить на этот вопрос. “Служенье муз не терпит суеты”. Великая формулировка Пушкина, которой он сам следовал далеко не всегда. Не будем кощунственно сравнивать кого-то с этим гением из гениев, который, кстати, был богом и для Вечесловой. Муза балета жестока как никакая другая. Терпсихора - суровая муза. Для Улановой, Дудинской, Максимовой главным в жизни был спектакль. Ему посвящалось все время с отказом от бесконечных соблазнов актерской богемы. Причем и Улановой, и Максимовой, которых я хорошо знал, ничто веселое было не чуждо. Фаина Раневская называла классический балет “каторгой в цветах”. Татьяна Михайловна могла провести с друзьями всю ночь накануне спектакля. Могла пропускать обязательные уроки классического танца по утрам у строгой Вагановой. Отсюда - танцы с техническими погрешностями, недопустимые в Мариинском театре даже для самых талантливых актрис.
Вечеслова покинула сцену раньше всех своих сверстниц. Ушла очень красиво, безукоризненно исполнив тридцать два фуэте в четвертом акте балета “Дон-Кихот”.
После ухода со сцены жизнь у Татьяны Михайловны сложилась трудно. Она была всю жизнь окружена огромным количеством людей. Ей посвятила стихи Анна Ахматова. У нее в доме бывали Качалов, Андровская, Раневская, Юнгер. Она принимала участие в капустниках Дома актера, первой ездила в Америку на гастроли с Чабукиани, участвовала во всех общественных мероприятиях, получивших сейчас название тусовок.
Покинув сцену, она написала две книжки. Они напоминают дореволюционные романы Чарской для гимназисток. Год она руководила хореографическим училищем. Ушла. Работала репетитором в родном театре. Ее уволили. Она была нетерпелива, порывиста, любила себя, а не учеников. Еще будучи балериной, она в сорокалетнем возрасте родила сына Андрея, которого воспитывала ее родная сестра Женя, положившая всю жизнь на алтарь любви к младшей сестре – балерине.
Она не могла жить без сцены, без публики. Стала делать вечера с чтением своих воспоминаний и стихов, которые писала хорошо. Она все делала талантливо, но порывисто. Одно начинала и тут же бросала. И ее бросали мужья, друзья, ученики. Верной до конца осталась только великая Уланова. Став невостребованной, Татьяна Михайловна заболела вечной болезнью русского актерства. Алкоголь свел в могилу эту незаурядную, высокоодаренную женщину, балерину Вечеслову.

Александр БЕЛИНСКИЙ


21 апр 2005, 09:25
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://www.vesty.spb.ru/modules.php?nam ... e&sid=5565

Вести
№2036
2005-03-12

ГЛАВНАЯ ЛЮБОВЬ ПЕТРА ГУСЕВА

Изображение

Попытаемся с помощью балетной энциклопедии, хотя бы вкратце, перечислить все стороны многосторонней деятельности Петра Андреевича Гусева, которому 12 декабря прошедшего года исполнилось бы 100 лет. Итак, станцованные партии на сцене Мариинского театра в балетах Федора Лопухова “Щелкунчик”, Асак в “Ледяной деве”, две роли в балете “Светлый ручей”, в танцевальной симфонии “Величие мирозданья”, все, без исключения классические партии во всей балетной классике Мариуса Петипа, в балетах Фокина. В Большом театре – Гирей в “Бахчисарайском фонтане”, Менерс в “Алых парусах”, и опять-таки классика – “Раймонда” и др.

Еще значительнее перечисление его организационной педагогической и балетмейстерской деятельности. Он руководил балетом Кировского и Малого Оперного театров в Ленинграде, в Большом театре в Москве и там же хореографическим училищем. Фактически создал балет в Новосибирске, организовал обучение классическим танцам в Китае и там же организовал классический балет. Он сделал свои редакции классических балетов, идущих по сей день, поставил “Семь красавиц” Кара Караева, “Три мушкетера” Баснера, “Ледяную деву” на музыку Грига. Но довольно перечислений. Расскажем о том, что я видел и знаю о работе этого незаурядного человека.
Как артиста я его не видел. Только в кино в “Бахчисарайском фонтане” в роли Гирея. Мария была великая Уланова, Зарема – молодая Плисецкая. Он был не только достоин своих гениальных партнерш, он был выше их по искренности существования на крупных планах. Он первым уловил и сознательно пользовался в своей работе с актерами основными положениями системы Станиславского одинаково необходимой во всех видах искусства. Гусев был подлинно современным художником и всегда боролся с балетными штампами, приветствуя все новое. Он и его друг, известный балетовед Ю. О. Слонимский, дали дорогу на академической сцене Юрию Григоровичу и Игорю Бельскому. Он первым понял, что на смену так называемому драмбалету должен был прийти осмысленный действенный танец.
Гусев работал 24 часа в сутки. По работоспособности рядом с ним я могу поставить разве что Аркадия Райкина. При этом нельзя забывать физическую нагрузку балетной репетиции, а я застал Гусева уже не молодым человеком. Его называли королем поддержки. Он при мне показывал любую поддержку в полную силу.
Кино запечатлело его виртуозное исполнение “Вальса” Мошковского с Ольгой Лепешинской. Петр Андреевич был не имеющим равных балетным репетитором. Он с равным успехом работал с артистами над старыми партиями и современным балетом с новым хореографическим языком. Авторитет его был равным как у Чабукиани и Улановой, так и у неоперившихся птенцов, только что вышедших из вагановского училища. Да и сама Ваганова прислушивалась к советам Гусева. Зубковская и Ястребова, Макаров и Брегвадзе, Петрова и Бельский – вот немногие представители того поколения ленинградского балета, которое вывел на сцену Петр Андреевич. При этом он дал, наконец, работу гениальному балетмейстеру Леониду Якобсону и стоял в начале сочинительского пути Григоровича, Бельского, Олега Виноградова. Я сам стал сочинять либретто балетов только благодаря Гусеву, с которым советовался при создании “Накануне”, “Галатеи”, “Старого танго”.
Он знал о балете все. Создав балетмейстерский факультет при ленинградской консерватории, где работал до последнего дня своей долгой жизни, Гусев определил творческий путь этого факультета надолго, и состоявшийся недавно замечательный концерт учащихся в честь столетия со дня рождения мастера был достойным нерукотворным памятником многогранному его пути.
Гусев был остроумен, хорошо говорил и писал. Его любили многие женщины, и он отвечал им взаимностью. Ничто человеческое не было ему чуждо. Но, прежде всего, он был фанатиком балета, и муза Терпсихоры всегда оставалась для него главной любовью.

Александр БЕЛИНСКИЙ


21 апр 2005, 09:26
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://www.vesty.spb.ru/modules.php?nam ... e&sid=5787

Вести
№2048
2005-04-09

ПОКЛОННИЦЫ И БОЛЕЛЬЩИКИ
(Продолжение. Начало в “Вестях” за 26 марта)

<.....>

4.
Главную массу поклонниц составляют балетоманки, вернее, составляли, когда еще Петербург был Ленинградом. В Москве поклонницы уже с десяток лет назад получили название “сырихи”. Трудно объяснить происхождение этого слова, как и большинство слов современного жаргона. Очевидно, все-таки оттого, что поклонницы “сыреют” от восторга и взвинченного энтузиазма при аплодисментах. “Сырихи” теперь сокращенно зовутся “сыры”, так что первоначальный смысл этого определения окончательно исчез. Мы все же по-прежнему их называем интеллигентным словом “поклонницы”.
Итак, на служебных выходах Кировского театра до войны после балетных спектаклей дежурили “иорданистки” или “дудинистки”. Среди танцующих мужчин бесспорным лидером был всегда Вахтанг Чабукиани, танцевавший и с Иордан (“иорданистки”), и с Дудинской (“дудинистки”). Наталья Михайловна Дудинская, конечно же, была первой балериной и по мастерству, и по популярности. Популярности самой длительной по времени.

Возникает вопрос, а как же гениальная Уланова и высокоодаренная Вечеслова? Конечно, и та, и другая имели своих поклонниц, но самих балерин это мало интересовало. Галина Сергеевна Уланова их просто избегала, кроме одной, искалечившей ей весь последний отрезок жизни. Но это уже совсем другая история.
Дудинская после отъезда Улановой в Москву была долголетней королевой ленинградского балета. Высочайшее техническое мастерство, темперамент, музыкальность плюс муж, официальный худрук балетной группы, которой фактически руководила она. Руководила Наталья Михайловна и стайкой, нет, целой стаей своих поклонниц. Они были обучены, где, когда и как надо аплодировать после той или иной вариации в том или ином спектакле, откуда, с каких мест кидать цветы. Поклонницы получали контрамарки в зависимости от ценности их поклонения. Более того, уйдя со сцены, Наталья Михайловна оставила за собой лучших из поклонниц. Став педагогом, замечательная балерина Дудинская приучила своих поклонниц “нести” овации и цветы ее любимым ученицам. Увы! Лучшие из учениц, став актрисами, забывали своего педагога. Или приобретали собственных поклонниц, или вообще отказывались от их услуг. Дудинская моментально лишала ренегаток своего покровительства и показывала движения классических вариаций (их она знала в совершенстве, как никто) только маленьким курносым вертушкам, верно служившим вдовствующей королеве. Да, да, вдовствующей! Не стало Сергеева, неповторимого рыцаря Мариинской сцены, первого балетного “тенора” страны, верного принца Дудинской, некогда искусно срежиссировавшего ее появление в зрительном зале, когда там уже гасили свет. Звезда Дудинской начала тускнеть. Но погасла только с ее физической смертью.

<.....>
Александр БЕЛИНСКИЙ


21 апр 2005, 09:27
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://www.spbvedomosti.ru.udns.incru.n ... folder=225

Санкт-Петербургские ведомости
Выпуск № 072 от 23.04.2005

Аристократки в пачках

К концу ХIХ века почитатели балетного искусства настолько привыкли к словам «танцовщик» и «балерина» в профессиональном смысле этого слова, что могли представить балет, исполняемый только жрецами и жрицами Терпсихоры. Между тем история любительского театра в старом Петербурге знает два случая показа балетных спектаклей силами самодеятельных танцоров из числа светской публики...

Известно, что в танцах более всего требуется изящество, а уж оно-то в большом свете особенно хорошо развивается. Всякий бал является в то же время хорошей школой пластики и хореографии. Немудрено, что среди завсегдатаев светских раутов в царской столице нашлось немало представителей золотой молодежи, рискнувших предстать перед очами своих знакомых в качестве исполнителей балетных партий.

Первый такой «аристократический балет» был показан весной 1893 года благодаря неуемной энергии графини Надежды Александровны Бобринской — представительницы известной в Петербурге фамилии, владевшей роскошным дворцом, что и поныне стоит в конце Галерной улицы (сейчас здесь располагается учебный корпус петербургского Университета). Премьере предшествовали репетиции на паркете танцевального зала дворца Бобринских под руководством известного танцовщика и педагога уроженца солнечной Италии Энрико Чекетти.

Специально для благотворительного вечера Э. Чекетти сочинил балет под весьма красноречивым названием «Триумф Терпсихоры» (La triomple de Terpsichore). Его незамысловатый сюжет позволил балетмейстеру вплести в бытовую ткань балета фантастический элемент: в разгар сельской свадьбы с неба является муза танца Терпсихора, которая не только срывает коварные планы местных властей (в лице строгого Мэра и его приспешников) запретить в городке шумное семейное торжество, но и увлекает всех присутствующих в волшебный мир танца. Мэр не может противостоять чарам грациозной небожительницы и во втором акте устраивает для гостей свадьбы грандиозный бал — настоящее танцевальное пиршество. В финале балета на сцене вновь появляется Терпсихора, которая опять танцует, а затем улетает на небо...

Слухи о готовящемся балете не один месяц будоражили светский Петербург. Премьера балетного спектакля в пользу благотворительного общества при городских родильных приютах была назначена на 1 апреля 1893 года. Пройти она должна была на сцене зрительного зала Николаевского дворца (ныне Дворец труда), расположенного недалеко от родовой вотчины Бобринских.

Нечего и говорить, что посмотреть на участников балета собрался весь петербургский бомонд! Все находившиеся в столице высокопоставленные лица удостоили спектакль своим присутствием и остались до конца, несмотря на то что первый благотворительный вечер с самыми малыми антрактами затянулся до часу ночи. В первой половине вечера — для разгона — великосветскими актерами-любителями была «чрезвычайно живо» разыграна небольшая пьеса Александра Дюма-сына. А затем последовал балет...

Не будем скрывать: часть критиков поначалу отнеслись с предубеждением к балетному почину аристократов. Ведь хотя в свете все умеют танцевать, отмечал один из строгих ценителей хореографического искусства, но все-таки это еще не балет. Чтобы танцевать правильно и с теми легкостью и блеском, которые так пленяют на сцене, надобно учиться лет десять. На подмостках все недостатки любителей выступают рельефнее...

Строгие критики не учли, однако, такой важный фактор, как мастерство постановщика. Энрико Чекетти мастерски обошел все затруднения и поставил балет с танцами, вполне рассчитанными на силы любителей. А потому представление в полном смысле слова оказалось триумфом искусства танца! Аплодисментам не было конца. По настоянию зрителей, большинство танцев было повторено еще раз. Их успех был настолько очевиден, что хотелось, восторженно писала одна газета, повторить каждый танец трижды и четырежды...

«Испанское болеро», уверяли репортеры, было протанцовано графиней Келлер и г-ном Бодиско с такими огнем и грацией, что танцорам позавидовали бы и испанцы. С не меньшим успехом выступили в Тирольском танце известная красавица О. В. Пистолькорс (та самая, которая через добрый десяток лет станет второй женой великого князя Павла Александровича и получит титул графини Палей) и ее партнер г-н Роон (сын генерала от инфантерии), «которые казались настоящими тирольцами, с колыбели не покидавшими ни гор, ни дивного неба Тироля».

Не обошелся балет и без милого русскому сердцу Русского танца. Высокая и красивая г-жа Шамшина в превосходном русском костюме и в балетной пачке плавала эффектно по сцене лебедушкой, а ее партнер г-н Маслов ухарем проделывал свои па. Оба танцевали, между прочим, подчеркнул рецензент спектакля, с одной репетиции!

Любопытно, что спектакль носил интернациональный характер: в балете приняли участие несколько иностранных подданных — отпрысков сотрудников дипмиссий, аккредитованных в царской столице. Так, заглавную партию Терпсихоры исполнила дочь австро-венгерского посланника, «великолепная и неподражаемая» графиня Вестфален. Несмотря на то что в хореографическом отношении ее партия не была слишком сложной — все ее танцы состояли из грациозных и плавных движений на сцене, она буквально покорила всех своим очарованием и неотразимой белозубой улыбкой.

Кроме австрийской гостьи в танцах оказались заняты две дочери советника английского посольства г-жи Говард и дочь американского посланника баронесса Гольниген-Гюне. О «положительно художественном» исполнении танца американкой репортер написал следующее: «Надо было видеть эту плавность движений и жестов, пластичность поз, наконец, образцовую мимику».

Оглушительный успех у светской публики «Триумфа Терпсихоры» заставил устроителей повторить показ балетной новинки еще три раза в течение недели. И с каждым разом успех нарастал. «Видно было, — писали «Новости» и «Биржевая газета», — что великосветские артисты-любители освоились с новизною своего положения, привыкли к публике, отчего исполнение могло только выиграть». На последнем представлении зрительный зал Николаевского дворца был переполнен, и многим из присутствующих пришлось созерцать прекрасную Терпсихору стоя.

Увы, пора пасхальных благотворительных акций подошла к концу, и традиция широкого распространения любительского балета не была продолжена. Лишь семь лет спустя еще одна дама из семейства Бобринских — графиня Ольга Ивановна Бобринская, участница первого аристократического балета Чекетти, решила повторить «подвиг» своей именитой родственницы. Она представила на суд избранной публики новый светский балет, устроенный в пользу все того же благотворительного общества при городских родильных приютах. Его премьера состоялась 18 апреля 1900 года на сцене петербургской Консерватории. Зритель увидел на этот раз два балета: «Джипси» на музыку ныне малоизвестного композитора Б. Шеля и дивертисмент «После веселого ужина». Руководил постановкой балетов снова Энрико Чекетти.

Цены на балетную новинку были назначены повышенные. Несмотря на это, в переполненном зале Консерватории собрался весь цвет элегантной публики столицы. Среди зрителей оказалось немало танцовщиц Мариинского театра, собравшихся посмотреть на своих конкуренток. И хотя, как отмечали вездесущие репортеры, «язвительная улыбка порхала подчас на их прелестных губках, но в общем, кажется, и эти беспощадные судьи остались довольны»...

Содержание балета «Джипси», действие которого происходило в далекой Индии, было замешано на любовной истории, в центре которой оказывается дочь цыганского барона по имени Джипси. В дивертисменте «После веселого ужина» подвыпивший собиратель редкостей засыпает в своем кабинете среди картин и статуй, и ему кажется, что эти картины и статуи начинают танцевать. Вереницу балетных номеров открывал «кукольный» гавот, далее следовали испанский танец, вальс, чардаш и так далее...

Оба балета были показаны зрителю еще раз 20 апреля 1900 года уже по удешевленным ценам. И вновь с успехом!

И в первый, и во второй вечер публика горячо приветствовала выходившего на поклон Энрико Чекетти. Однако адресованные ему рукоплескания лишь в малой степени скрасили горечь предстоящего расставания маэстро с городом на Неве. За месяц до премьеры случился скандал: Чекетти, обидевшись на неуважение к его жене, которую забыли пригласить на выпускной спектакль его учениц, подал в дирекцию императорских театров заявление о своем увольнении, а дирекция поспешила удовлетворить просьбу вспыльчивого итальянца.

Впрочем, через шесть лет талантливый танцовщик и педагог все-таки вернулся в царскую столицу. А вот любительских балетных спектаклей Петербург больше не увидел.

Леонид СИДОРЕНКО


23 апр 2005, 14:07
Профиль
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 20 ноя 2004, 15:36
Сообщения: 1847
Откуда: Мариинский театр
Сообщение 
GALINA ULANOVA.com (Фонд Галины Улановой, 2003)


Изображение Галина Уланова в "Умирающем лебеде"


"16 мая 1928 – число моего выпускного спектакля, решающий день в моей жизни." (Г.С.Уланова)


16 мая 2005 года в Большом театре состоится гала-концерт «Галине Улановой посвящается»

Концерт проводится Фондом Галины Улановой совместно с Большим театром при содействии Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации.

Учитывая официальное заявление о том, что 1 июля 2005 г. известное всему миру здание Большого театра будет закрыто на реконструкцию и реставрацию на несколько лет, этот гала в честь Улановой может стать последним посвящением легендарной балерине в «старом» здании Большого театра, в котором она проработала большую часть своей жизни.

2005 год – год 95-летия со дня рождения Г.С.Улановой. В программу концерта включены выступления артистов Большого театра, а также зарубежных звезд, представляющих работы таких выдающихся мастеров мировой хореографии, как Морис Бежар, Джон Ноймайер, Матс Эк, Уильям Форсайт, Борис Эйфман. Эти произведения будут исполнены как дань памяти великой балерины ХХ века. Многие из миниатюр российский зритель увидит впервые.

Как и в 2004 году на этом вечере Фонд Галины Улановой объявит имена тех, кто получит награду «За беззаветное служение искусству танца», а также имена стипендиатов Фонда 2005 года. Постановщик и художественный руководитель концерта – Владимир Васильев.

Заказ билетов и справки по телефонам 248 0639 и 248 9291


25 апр 2005, 04:26
Профиль WWW
Корифей
Корифей

Зарегистрирован: 22 ноя 2004, 14:25
Сообщения: 1153
Откуда: Санкт-Петербург
Сообщение 
http://rgz.ru/index.php?option=com_cont ... &Itemid=31

Россiя
2-8 июня 2005
№20(922)

Фуэте с Романовыми

Изображение

Русские не были в состоянии выполнить боле двух-трех фуэте, так как теряли равновесие… Кшесинской первой из русских удалось не только выполнить 32 фуэте, не сходя с места, но в скором времени и увеличить количество оборотов. Правда, она никогда не прибегала к этому движению в балетах, считая его антихудожественным.

Юрий Бахрушин

Мегазвезда

Ослепительным и никем уже непревзойденным явлением Русского Императорского балета впорхнула в историю отечественной культуры Маля Кржезинская, впоследствии – светлейшая княгиня Мария Красинская-Романовская.

Она родилась в семье известных петербургских танцовщиков. С пеленок Маля была одержима страстью к танцу. “В театр не брать – плачет, а возьмешь, - рассказывал о дочке Феликс Кшесинский, - не спит целую ночь и все время старается изображать из себя балерину”. Чудо-ребенком заинтересовался корифей Мариинского Императорского театра Лев Иванов.

Он увидел вундеркинда семи лет, легко исполняющего красивые и сложные балетные па. Решено было начать классическое обучение в Императорском театральном училище, где Лев Иванович вел малышей. И вновь счастье девочки было не слепым – судьба дала ей в наставники создателя гениального образа лебедей в бессмертном балете Петра Чайковского. Разумеется, первые шаги Мали в сценическое искусство были сделаны в атмосфере славянской поэтики, а не в заскорузлости столичных штампов.

В 17 лет, 1 июня 1890 года, Маля была зачислена в балетную труппу Императорских театров, где прослужила 27 лет. Она устояла в борьбе с итальянскими гастролершами. Партиями в “Спящей красавице” (принцесса Аврора, фея Кандид, маркиза, Красная Шапочка) убедила столичного зрителя в превосходстве национальной школы балета, на театральных афишах все чаще стало появляться имя Матильды Кшесинской…

Ее удостоили почетного звания заслуженной артистки Императорских театров, в 1904 году – примы-балерины. Больше никто из подданных Русской короны этого титула не имел. В мемуарах “Танцуя в Петербурге” Кшесинская назвала слагаемые своего успеха: талант, дисциплина и трудолюбие.

Ее последнее сценическое выступление в России состоялось в пасхальные дни 1917 года в театре консерватории по просьбе балетомана и журналиста Семена Николаевича Рогова. По закону времени он был мобилизован и служил в лейб-гвардии Кексгольмском полку. Давний поклонник артистки надеялся, что выступление Матильды Феликсовны перед революционными войсками снимет вульгарный ажиотаж вокруг семьи Кшесинских и поможет им спастись.

Предвидел ли кто-то из близких великой балерины (да и сама она), что это ее последняя петербургская весна, а приглашение к танцу станет началом ее лебединой песни длиною в полвека, сотканной из невосполнимых потерь и неженского мужества?

Эмоционально Матильда Феликсовна описала только свой первый шаг в разъяренную толпу:

“Не без колебания и страха стояла я за кулисами, пока, наконец, решилась выйти на сцену. Что тут произошло, трудно описать. Вся публика в зале встала со своих мест и приветствовала меня громом аплодисментов и такими овациями, что оркестр должен был прервать начатую музыку, так как все равно ничего не было слышно… Рогов говорит, что по крайней мере с четверть часа…

После того как я протанцевала свою “Русскую”, овациям не было конца, и мне пришлось повторить ее еще раз и, если бы хватило сил, могла бы повторить и в третий раз, так меня приняли, но сил больше не было никаких. Солдаты бросали фуражки на сцену от восторга. За кулисами многие плакали…

Да и Рогов, несмотря на все его заявления, потом сознался, что безумно волновался до последней минуты”.

Началась развязка ее драматической судьбы…

Тщетная предосторожность

Возможно, кутаясь в надежду на возвращение сказочной жизни полулегендарной возлюбленной, идеального друга-жены и счастливой матери, Матильда Феликсовна убоялась воспоминаний об этих подмостках 23 марта 1890 года (тогда Санкт-Петербургского Большого театра). Слишком триумфальным было ее представление аристократической публике в балете Петра Гертеля “Тщетная предосторожность” (в постановке Мариуса Петипа и Льва Иванова).

Показалось, что Маля родилась в сорочке. Но она танцевала свое па-де-де с Виктором Рахмановым на вулкане. В эту пятницу судьба безжалостно предопределила ее жизнь. И главное – обрекла на лебединую верность Романовым.

Итак, по традиции на экзаменационном спектакле петербургского Театрального училища присутствовали члены правящей династии, которые аплодировали всем девушкам одинаково, дабы никого не обидеть. Однако, по общему признанию, лучшими были виртуозная Варвара Рыхлякова и характерная Мария Скорсюк.

После представления царственная публика по обыкновению направилась в залу, где был подан праздничный обед. За столом у Кшесинской места не было, потому что она была приходящей ученицей, а не “пепиньеркой”.

Как печально выглядит эта церемония с позиций знаний сегодняшнего дня.

За императорской четой и наследником цесаревичем шли четыре брата Александра III с супругами и генерал-фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич с четырьмя сыновьями. Ее будущие члены семьи.

Свекр – великий князь Владимир Александрович, любимый брат императора. Член Государственного совета, сенатор, президент Академии художеств, почетный член Академии наук. Красавец генерал, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. В его честь Матильда Феликсовна назвала сына Владимиром.

До конца своей жизни он обожал Кшесинскую, преданно любил внука и всячески оберегал ее союз с сыном Андреем.

Ее свекровь – великая княгиня Мария Павловна, в девичестве принцесса Мекленбург-Шверинская, в соответствии с дворцовой иерархией была третьей дамой в России после обеих императриц. Ей принадлежал самый блестящий салон в столице – штаб великокняжеской оппозиции Николаю II.

Она пренебрегала Кшесинской и запретила сыну дать свое отчество их ребенку. Примирение состоялось в кошмарные дни Гражданской войны, когда окончательно рухнула вера в победу Добровольческой армии. 19 февраля (3 марта) 1920 года Мария Павловна увезла Кшесинскую с сыном и внуком из Новороссийска в эмиграцию, во Францию.

Венчали Малю на царствование в русском балете великий князь Сергей Александрович (тогда командир лейб-гвардии Преображенского полка) с супругой Елизаветой Федоровной, сестрой последней русской императрицы. Он был убит эсером Иваном Каляевым, она – живой сброшена в шахту алапаевского рудника, как и второй сын великого князя Павла Александровича – князь Палей. Лишь великий князь Сергей Михайлович (гражданский муж Матильды Феликсовны) оказал сопротивление и был расстрелян.

А тогда государь, вопреки правилам, зычным голосом спросил: “А где же Кшесинская?” - и протянул ей руку со словами: “Будьте украшением и славой нашего балета”. Мог ли предвидеть “исправный полковой командир”, как сам себя именовал Александр III, что историки про закат его империи напишут: “Балерин было не более пяти-шести, тогда как генералов сколько угодно, а прима-балерина была одна – Матильда Феликсовна Кшесинская”.

Государь усадил танцовщицу рядом с собой, познакомил с наследником и повелел им не слишком флиртовать. Напрасная предосторожность.

Ни царица Мнишек, ни пани Валевская

Их роман вспыхнул зимой 1892 года. Цесаревич стал навещать Малю инкогнито как гусар Волков. Возможно, он так назвался, потому что восторгался ее исполнением роли Красной Шапочки.

В счастливые зимние вечера наследник совершенно прелестно исполнял для Мали роль Волка. Вскоре о вечерах на квартире “великолепной Матильды” узнали царственные родители, легкомысленно приняв их за офицерские шалости.

По воскресеньям Кшесинская стала бывать в Михайловском манеже на конских состязаниях. Однажды наследник написал ей: “Вспомни Тараса Бульбу и что сделал Андрий, полюбивший польку”. Но однажды он рассказал ей, что едет за границу для свидания с принцессой Алисой Гессенской. Это для Матильды было первым настоящим горем.

Любящая мать не упрекала наследника за его роман. Она сама дала ему денег на чудный особняк по Английскому проспекту для его фаворитки. Маля зажила со своим принцем.

Она установила свою личную монархию в Императорском Мариинском театре. В 19 лет она уже выступила в партии доброй феи Драже в “Щелкунчике” Чайковского, в следующем году перешла в разряд второй танцовщицы и к 20-летию получила фантастический балет “Калькабрино”. 20 февраля 1894 года ей дали “Пахиту”…

Но для Николая она была лишь наложницей, как ей пришлось самой прочитать в его дневнике 1892 года.

Желтая жемчужина

В своих мемуарах она писала, что с помолвкой цесаревича кончилась весна ее “счастливой юности, наступила новая, трудная жизнь с разбитым так рано сердцем…”. Шатким положением Кшесинской не преминули воспользоваться коллеги: Дирекция Императорских театров лишила ее партии в одноактном парадном балете “Прелестная жемчужина”. Он готовился для показа 17 мая 1896 года в Большом театре во время коронационных торжеств в Москве. Оскорбленная Кшесинская поняла, что это уничтожает ее жизнь в профессии. Она попросила заступиться великого князя Владимира Александровича.

Так как коронационный спектакль был уже готов, Мариусу Петипа пришлось поставить для Кшесинской специальное па-де-де, Дриго – дописать к балету музыку. При этом все понимали, что выступление Кшесинской лишь украсит представление.

Венценосная помолвка наследника состоялась 7 апреля 1894 года. Страданиям Мали не было границ. Но великий князь Сергей Михайлович остался при ней и поддержал ее. Она стала смыслом его жизни. Пренебрегая мнением черни всех мастей, он создал ей действительно сказочную жизнь. Он стал ее гражданским мужем. Она родила сына Владимира от его племянника великого князя Андрея. Сергей Михайлович все понял, дал мальчику свое отчество и стал ему любящим отцом. Великий князь не только ухаживал за Матильдой более 20 лет, но и просто подарил ей все свое состояние. Ради любви он отрекся от престола.

Эпилог

Только в эмиграции, в 1920 году, великий князь Андрей Владимирович решился узаконить положение сына и вступить в брак с Малей. Мале было 49 лет, ее сыну – 19. Их осуществленное счастье казалось чудом.

В эмиграции Матильда Феликсовна открыла свою студию. Она оказалась прекрасным педагогом. Теперь самыми тяжелыми испытаниями в ее жизни стали болезни мужа и сына, собственный артрит и переломы ног. И, тем не менее, вопреки стандартной логике, “дорогая пани” имела в 1936 году колоссальный успех на лондонской сцене – ей бисировали 18 раз!

Они тяжело пережили немецкую оккупацию, особенно арест Вовы гестаповцами. Андрей Владимирович скончался в 1956 году.

В мемуарах “Танцуя в Петербурге” она резюмировала: “С кончиной Андрея Владимировича кончилась моя сказка, какой была моя жизнь. Наш сын остался при мне – я его обожаю, и в нем отныне весь смысл моей жизни”. И поставила дату: “Париж, июнь 1959 года”.

Но еще 12 лет Матильда Феликсовна боролась с романовским снобизмом, проявляя чудеса дипломатии, за право быть похороненной с мужем в одной могиле – на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем. Сейчас вместе с ними покоится и прах их сына.

А легенды и мифы живут…

Валентина Рогова


07 июн 2005, 10:42
Профиль
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 44 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5  След.


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: Google [Bot] и гости: 4


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  

Часовой пояс: UTC + 4 часа [ Летнее время ]


Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group.
Designed by Vjacheslav Trushkin for Free Forums/DivisionCore.
Русская поддержка phpBB