Текущее время: 28 мар 2024, 20:55



Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 3 ] 
Владимир Щкляров:откровенно о себе 
Автор Сообщение
Завсегдатай

Зарегистрирован: 23 фев 2008, 02:35
Сообщения: 378
Сообщение Владимир Щкляров:откровенно о себе
Слушала и записывала Марианна Димант

ВЛАДИМИР ШКЛЯРОВ: «…Я ВЫНУЖДЕН БЫТЬ ФАНАТИКОМ»
© «Петербургский театральный журнал»
Сентябрь 2009 г.
Ссылка| http://ptj.spb.ru/archive/n58/music-the ... fanatikom/


Майским вечером 2009-го мы с Володей Шкляровым, солистом Мариинского театра, сидели на сцене концертного зальчика в нашем Театральном музее, я задавала вопросы, он отвечал, а поклонники балетного искусства — заполнившие, как обычно бывает на подобных творческих встречах, все места — внимали ему в благоговейной тиши.

Тишь, впрочем, была неполной: из первого ряда непрерывно несся странный бормот. Я присмотрелась: дама средних лет все шептала и шептала что-то на ухо другой — помоложе и какого-то нездешнего облика.

Я уже начала было сердиться: что они, болтать сюда пришли, что ли? Но отведенные нам два часа пролетели, встреча окончилась, и все выяснилось.

Та, что шептала, оказалась переводчицей, а ее спутница — гостьей из Японии. Проведав, что в Санкт-Петербурге состоится встреча с самим бесподобным Шкляровым, японка без раздумий купила билет на самолет и перенеслась из Страны Восходящего Солнца прямо в Северную нашу Пальмиру.

Когда шла раздача автографов, японка тоже осмелилась приблизиться к герою вечера. В руках у нее был красивый пакет — дар божеству. Бледнея, краснея и кланяясь, она поднесла его Володе. Он поблагодарил. «Подпишите, подпишите ей фотографию! Видите, как ей плохо? Она же в обморок сейчас упадет…» — быстро говорила переводчица. Японку мелко трясло. Володя подписал ей все, что было можно подписать, — он вообще готов был сделать что угодно, лишь бы гостья пришла в себя. Та застыла соляным столбом. Наконец ее увели.

Володя был заметно смущен — человек он добрый и скромный. Хотя и честолюбивый, конечно, тоже. Противоречие? Несомненно — где ж нам без них? Есть и другие.

Чистопородный по природе своей балетный принц или граф (то, что принято именовать «danseur noble»), он в школьные свои годы мечтал о карьере характерного танцора. Да и на сцену Мариинского театра он впервые впрыгнул Шутом в «Лебедином», а не прошествовал томным Зигфридом. Кстати, появившись Арлекином в недавней реконструкции фокинского «Карнавала», он эту свою «шутовскую» линию как бы продолжил — в ее кокетливо-модерном варианте.

Здесь, в этом зазоре между ролью и исполнительской фактурой, может быть, и рождается самое интересное — какая-то смысловая прибавка: благородно-классический хабитус оттеняет и усиливает гротеск танцевального рисунка, а партии лирические оживляются врывающимся в них мальчишеством, либретто не предусмотренным.

И в стилистику постановок совсем иного рода — в неоклассику Баланчина, в форсайтовский авангард — Шкляров, с его собранным телом и легкими (идеально, как у них говорят, «дотянутыми») ногами, вписался вполне непринужденно.

В жизни он на себя сценического похож не слишком. Как, впрочем, и все балетные: мощные, атлетичные на сцене, они в бытовой обстановке кажутся как-то субтильней. Их неистовость, их порыв, смерч и вихрь — все это словно бы остается на хранении в театральном закулисье, среди бутафорских кубков, пудреных париков и парчовых колетов. До следующего выхода. А для жизни остается голос — тихий, интонации — застенчивые, манеры — скромные. Сквозь модную брутальную небритость еще пробивается юношеский румянец…

Но эта ангелоподобность, в свою очередь, обманчива. Внутри — характер жесткий, воля нешуточная.

Такие умеют покорять вершины. Может, все балетные высоты Шкляров еще не взял, но поклонники к его стопам уже припадают вовсю — бедная японка исключением никак не была. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть восторженные отзывы лондонской балетной критики после недавних гастролей Мариинского театра. Это серьезно.

В 2009-м Владимир Шкляров завоевал золотую медаль на XI Международном конкурсе артистов балета в Москве. Рефлексиями по поводу этого происшествия он и начал записанный мною монолог.


В. Шкляров в «Grand pas classique» (муз. Д. Обера).
Фото Н. Разиной

***

Не то чтобы я ехал доказывать что-то и кому-то… — только себе. У меня уже было второе место на конкурсе «Vaganova-Prix», но я — максималист, вторым быть не привык. Теперь у меня есть первое место, золотая медаль, в программке будет написано «лауреат международнЫХ конкурсОВ». И можно спать спокойно.

С партнершей ехать не получилось, а жаль: когда танцуешь па-де-де, то во время адажио немножко приходишь в себя. А сольная мужская вариация идет 50 секунд, и за эти секунды надо успеть показать все, на что ты способен. Как в спорте.

Но балет это для меня не спорт все-таки. Там, на конкурсе было полно «технарей», которые высоко прыгали, подолгу вертелись и на искусство особенного внимания не обращали. А я стремился показать не технику — петербургскую манеру, вкус, стиль. Чтобы были чистые линии, красивые позировки… И это оценили. В трех турах я станцевал сольные номера из классики — из «Жизели», «Баядерки» «Дон Кихота», из «Конь ка-Горбунка», а также специально поставленный для меня Юрой Смекаловым «Реквием Нарциссу».

Организован был конкурс — должен сказать — на удивление скверно. Приехал: на вокзале не встречают, гостиница не готова… — я от такого уже отвык. Как будто мы пацаны какие-то — никакого уважения. На сценическую репетицию отводили по десять минут в день, да и те приходилось вымогать. Время сдвигали. Я-то упертый — я стучал кулаком и говорил, что не уйду, пока не буду точно знать, когда смогу прийти репетировать…

Вообще-то я больше нервничал дома, сидя на диване. Понимал, что не имею права на ошибку. Но и конкурс, конечно, дело нервное. Видишь, как перед тобой ребята танцуют, и появляется мандраж. Выходил, и к концу вариации сводило обе ноги — не знаю почему. Может, не был разогрет как следует — слишком рано снял штаны и остыл… Двойное ассамбле в вариации Альберта не очень получилось… Но взял себя в руки.

Не хочу даже думать о том, что было бы, если бы я не выиграл. Поехал бы, наверное, на какой-нибудь конкурс снова. Хотя не знаю…

***

И папа, и дедушка, и прадедушка были у меня военные инженеры. И мне бы туда прямая дорога, но мама решила попробовать — сдала в Академию. Я был немножко толстенький при поступлении, но подвижный и довольно артистичный… А главное, честолюбивый и упрямый — уж если ногу задрать, то выше всех.

Нас было в классе девять мальчиков. Учеба сперва показалась нам каторгой. Но мы глядели друг на друга, и каждый думал: раз они терпят, то и я буду терпеть.

Второклассниками нас уже использовали в спектаклях в качестве «мальчиков-с-пальчиков» и т. п. Мы видели артистов совсем близко и думали: неужели когда-нибудь сможем так же? Голова шла кругом от Фаруха Рузиматова, от Игоря Зеленского, от Андрея Баталова — они были в то время премьерами, и мы смотрели, раскрыв рот. Потом подолгу обсуждали. И играли в снежки у стен Мариинки.

***

Когда мне было лет 15, у меня стали находить «звездную болезнь». Воспитывали, ставили на место, даже снимали с практики в театре. Почему это происходило, для меня осталось загадкой. Еще говорили, что я маленького роста и уже не вырасту…


В. Шкляров (Арлекин). «Карнавал».
Фото Н. Разиной

Между тем все у нас, даже самые слабые ребята, были уверены, что после Академии будут служить в Мариинке (на худой конец, в Малом оперном — другие труппы мы просто не рассматривали). И я почему-то тоже, несмотря ни на что, был уверен, что после выпускных экзаменов мне скажут: «Володя, вы так прекрасно показались! Вас приняли в труппу Мариинского театра!»

Но вот нам выдали дипломы о среднем профессиональном образовании — и тишина… Я пошел к художественному руководителю Академии Алтынай Асылмуратовой и спросил напрямую: «А что мне делать дальше? Где я буду танцевать?» Она удивилась и говорит: «А ты разве не знаешь? Конечно, в Мариинском».

Впервые я вышел на знаменитую сцену Шутом в «Лебедином озере». А первым большим спектаклем была «Сильфида» Бурнонвиля, очень сложная — это просто испытание на выносливость. Мне не было еще и 18-ти. Наверное, я рассчитывал, что меня приготовят, выведут на сцену и все пойдет само собой — останется только улыбаться. Но получилось совсем не так.

…В первой сцене герой мой спит, сидя в кресле, — довольно долго. Я честно отсидел, сколько было положено, с закрытыми глазами, а когда настал момент проснуться — чуть не ослеп от яркого света. Поднялся и почувствовал, что у меня все лицо дергается, как в судороге. Видимо, оттого еще, что миллион раз прокручивал в голове вот это первое мгновение…

***

Я уже немало танцевал на сцене Мариинского, но в гастрольных поездках меня почему-то упорно ставили еще и в миманс. Возможно, это была такая в театре воспитательная политика. В «Лебедином» я с кубком сидел за столом, управлял коллегами, подсказывал им в надлежащий момент: «Все встаем, ребята, все встаем…». Или в герольдах выходил с дудкой: надевал самое длинное трико, огромный парик с длинной челкой, высокие сапоги… И все уже ждали — что там Вовчик опять такого выкинет?

Вспоминать смешно. Но тогда это меня просто убивало, я не мог понять — ну почему, почему я должен сидеть с этим самым кубком?

Пришлось проявить характер. Намечалась трехнедельная поездка в Японию, и, кроме танцев, у меня там опять ожидалось много миманса. Я подошел к Махару Вазиеву, нашему тогдашнему директору балета, и заявил, что готов хоть каждый день танцевать па-де-труа в «Лебедином», но сидеть за столом… — Все, уже предел. «Это твоя работа!» — отвечал он.

Я сказал, что моя работа — танцевать, а не сидеть, что я уже два года сижу… и т. д. Больше в мимансе меня не занимали.

Иногда, к сожалению, приходится на хамство отвечать хамством. Это, конечно, нехорошо, и очень хочется быть вежливым, но когда начинают давить…

Хотя порою просто нет выбора. Допустим, тебе говорят: «Через пять дней премьера». Если откажешься, то неизвестно, будет ли еще когда-нибудь возможность станцевать эту партию. Или — представьте — прихожу утром в театр на урок, а мне говорят: «У тебя „Щелкунчик“ прямо сейчас, ты что не знаешь?» А я небритый… А им все равно — надо срочно заткнуть дыру. Ну, нашли мне бритву, побрился наскоро в гримерке, вышел на сцену… Еще в Форсайта я как-то внезапно ввалился — у Лени Сарафанова распухло колено, и надо было выручать. Хотя это, конечно, не общеизвестный «Щелкунчик» — тут никто из зрителей все равно в точности не знает, что мы должны делать (шутка!). Если по-хорошему, я должен знать, что танцую, минимум за шесть дней до спектакля. А если за пять — не буду.

***

Я вообще человек настроения, и двух одинаковых спектаклей у меня не бывает — не знаю, к сожалению или к счастью. Я не про то, что прямо уж совсем не знаешь, что сейчас выдашь. Но в смысле трактовок — все по-разному, в зависимости от настроения, от погоды, от партнерши.


В. Шкляров (Золотой божок). «Баядерка».
Фото Н. Разиной

Могут возникнуть неожиданности и из-за дирижера. Дирижеры бывают упертые. Упертый дирижер занят только музыкой, ему безразлично, успеваю ли я, не успеваю. Пересматриваю пленку с вариацией Золотого Божка из «Баядерки» — и сердце кровью обливается. Ну почему бы маэстро не взглянуть на сцену, хоть разочек — что там артист-то делает? Знаете, все-таки хочется танцевать в музыку…

На премьере «Корсара» решили сделать красиво: чтобы я пробежал по сцене вниз и перед первым прыжком остановился. На репетиции я повторил это раз восемь, и дирижер меня подхватывал с середины. А на спектакле я добежал почти до рампы, а он… спал он, что ли?

Или вот, было — в 1-м акте «Лебединого» все замечательно, медленно, в настроении, а во втором так вдруг понеслось, что я в своей вариации даже не доделывал какие-то прыжки. А иногда, когда они сами начинают ускорять, потом еще и говорят: «Я шел за вами». Вот какие бывают вредины!..

***

Чем больше танцуешь, тем больше замечаешь недостатки — свои и чужие. Вообще говоря, это ужасно — я бы с удовольствием посмотрел какой-то драматический спектакль или оперу послушал, когда у меня этот контроль отключен. А в балете я знаю все и все вижу — каждый палец. Анализирую, копаюсь. Читаю в основном то, что связано с профессией. А хочется иногда и для отдыха, для удовольствия. Мы с мамой шутим, что у меня есть специальная книжка для перелетов: сяду в самолет, прочитаю пятнадцать-двадцать страниц — и до следующего раза.

Эта профессиональная зацикленность тоже, наверное, для танца не очень полезна. Надо уметь и отвлечься. Вот получилось немножко отвлечься после премьеры «Конька-Горбунка». Устроили среди театров футбольный турнир на кубок губернатора, и мы с ребятами выступили против Михайловского. Конечно, для балетного артиста, для его ног, футбол — занятие рискованное. Все были против, начиная с мамы. Но мне так хотелось! Я специально и бутсы купил, и шорты. Играл за нападающего. Хотел, как Аршавин, взять нить игры в свои руки, но, к сожалению, не хватило времени. Не получилось полностью проявить свои бойцовские качества.

***

От театра я живу далеко и в день спектакля на урок утром не хожу — стараюсь выспаться. Иногда снятся кошмары — недавно, например, приснилось, что забыл поставить машину на сигнализацию… Завтракаю, а вернее сказать — полуобедаю: куриный бульон в чашечке и непременно мясо. Лучше всего — конина.

Потом еду в церковь — получить у батюшки благословение на спектакль. Суеверия для меня не существуют — все эти черные кошки и так далее. Вот мои атеистические родители в приметы верят, держат за меня кулачки… А я просто молюсь. Читаю в гримерке пред иконой «Отче наш».

В эти моменты я должен быть один, меня отвлекает болтовня. Но совсем одному все-таки трудно, хочется, чтобы рядом был человек, который бы тебя поддержал. Такой человек для меня — Наташа Борисова, главный мужской гример. Так что, если кто-то перед выходом пристает с идиотскими вопросами, вроде «слушай, а как ты там делаешь вот эту среднюю часть?», я прошу Наташу меня от этого ограждать. А то еще начну задумываться — а правда, как я делаю эту «среднюю часть»?

А после спектакля происходит общение с поклонниками. Но это уже, пожалуй, приятно — тебя хвалят, тебе что-нибудь дарят… Самые неистовые из поклонников — японцы, которые просто помешаны на русском балете. Наши сдержаннее. Но тоже норовят подойти, что-то такое сказать… Однако я понял, что очень близко к себе подпускать не надо… Уже были прецеденты, когда это переходило рамки дозволенного…

***

Я не жалею, что меня отправили в балет, но своих детей — будущих — туда не отдам.

Мне только 24 года, но все уже болит, все ноет. Спина год назад болела так, что мама мне шнурки завязывала. Спасаюсь массажем, ежедневно, даже в отпуске, делаю гимнастику, потому что тело очень быстро выходит из формы.

Есть безумно приспособленные к танцу люди: могут месяц ничего не делать, а через пять-шесть дней уже танцевать па-де-де. А если бы я пропустил месяц занятий, у меня появились бы щеки, вырос бы живот, нога бы назад не поднималась… И я бы не мог ни-че-го. Знающий человек сказал мне: «Если ты хочешь протанцевать хотя бы до тридцати пяти лет, то должен заниматься непрерывно». Так что я вынужден быть фанатиком.

У меня и травмы очень серьезные были, начиная от ахиллобурсита и периостита в начальной стадии — еще в Академии. И еще риск повышается оттого, что человек я впечатлительный и мнительный. Был недавно случай: на гастролях в Америке у нашего премьера Андриана Фадеева случилась очень тяжелая травма — в коде «Дон Кихота», а я стоял за кулисами и все видел. Потом очень за него переживал, все время думал про это и вскоре сам поскользнулся и подвернул ногу, — представьте себе, в том же «Дон Кихоте»! Теперь мне все мерещится, что нога начала люфтить, и когда широко открываю ноги на кабриоле, свербит мысль: открывать-то открывай, но думай о левой коленке.

***

У нас принято, что если ты премьер, то танцуешь спектакли, которые вечны, — «Лебединое», «Спящую», «Жизель»… Так было до меня, и так будет всегда…

Но иной раз очень хочется выкарабкаться из рутины всех этих бесконечно-серьезных адажио!.. С удовольствием танцую Ивана в «Коньке-Горбунке». Там можно поимпровизировать — Леша Ратманский разрешает. Приятно подурачиться, побыть дурачком…

Я бы хотел больше работать в новой пластике… Может, мы не умеем танцевать модерн так, как его танцуют на Западе, но могли бы — если бы нас чуть-чуть развернуть в этом направлении, многие ребята здорово бы станцевали… Ну, и публике нашей надо попривыкнуть. Тот же Форсайт с его «In the Middle…» или с «Vertiginous Thrill of Exactitude» — это же везде принимается «на ура»… И у нас так будет.

***

И все-таки модерн — не модерн, но мы — русская школа, у нас все по-своему. Нам нужно, чтобы был смысл, а не просто набор движений с интересным корпусом, с интересными положениями рук. Я и для бессюжетных балетов Баланчина придумываю какую-то историю, вкладываю какое-то психологическое содержание — пытаюсь добавить щепотку «русской души». Знаю, что так не положено, но иначе мне скучно. И в «Жизель» я кое-что вложил — решил, что герой не влюблен по-настоящему, а только поиграл во влюбленного мальчика. И доигрался — до полного опустошения, до катастрофы… Знаю, как это бывает, — мне тоже в жизни пострадать случалось…

Может быть, поэтому мне близка та разновидность нашего искусства, которая именуется словом «драмбалет». В классических вариациях прежде всего ценится отвлеченная чистота движения, техническая филигранность. А в балете драматизированном, например в «Ромео», главное — чувства, порыв. И это мне нравится.

«Ромео и Джульетта» — это вообще для меня спектакль особый, к нему я готовился как ни к какому другому. Ездил в Верону, видел балкон Джульетты, видел дом Ромео. Был на площади веронской — у нас в спектакле точно такая же. И фильм Дзеффирелли произвел впечатление колоссальное — я многое из него взял для сцены боя со всеми этими поскальзываниями, падениями…

Прокофьевским балетом мы с Алиной Сомовой открывали недавние гастроли в Лондоне. Было тяжеловато: генеральная репетиция закончилась почти в шесть вечера, а в 19.30 уже начинался спектакль. Я едва успел сделать массаж, съесть суп, и мне сказали, что уже без двадцати семь. Побежал гримироваться. Для «Ромео» я не делаю какой-то большой грим, сильно подведенные глаза — просто подчеркиваю свои же черты. Могу себе это позволить — лицо-то еще молодое.

До этого мы танцевали «Ромео» в Амстердаме, и там зрители орали, кидали цветы. А тут нет — не знаю, может, им показалась неблизкой наша трактовка этой вещи, у них ведь идет своя, макмиллановская…

Но на следующий день я увидел газеты — их там подсовывают под дверь номера в гостинице, — и в прессе отклики были просто потрясающие. И еще одна интересная подробность: хотя мой статус в театре — «первый танцовщик», но в лондонских афишах я был поименован «principal» (по-нашему — «премьер»). Не знаю, как так вышло, — я об этом никого не просил, честное слово…

***

Хочется развиваться. Чтобы не просто был «хороший мальчик». Хочется идти вверх — мы же знаем, что взлететь можно очень быстро, а удержаться там, на высоте, очень тяжело.

А сколько кому отмерено — пятнадцать лет… двадцать (в лучшем случае) — об этом думать не нужно…


16 мар 2011, 23:55
Профиль
Завсегдатай

Зарегистрирован: 07 фев 2007, 01:10
Сообщения: 2715
Сообщение Re: Владимир Щкляров:откровенно о себе
Вспоминается про малых сих..
И способный ведь к танцам молодой человек, почему же балетные так любят кривые пути?

_________________
Пятая колонна


19 мар 2011, 03:56
Профиль
Завсегдатай

Зарегистрирован: 29 июн 2009, 11:02
Сообщения: 3333
Сообщение Re: Владимир Щкляров:откровенно о себе
С трапа самолета – на театральные подмостки

Владимир Шкляров достойно представил петербургскую школу классического танца
Из Мехико до Самары знаменитый танцовщик добирался тремя авиарейсами
http://samarskieizvestia.ru/document/17025


28 окт 2013, 16:59
Профиль
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 3 ] 


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 13


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron

Часовой пояс: UTC + 4 часа [ Летнее время ]


Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group.
Designed by Vjacheslav Trushkin for Free Forums/DivisionCore.
Русская поддержка phpBB